Тихая прогулка по громким местам

 Намедни побывали в наших любимых исторических местах.

    Они ведь для каждого свои - эти исторические места, т.е. места, где творилась история.
    Для кого-то это старинные замки и дворцы, отреставрированные современными цементами и красками; для кого-то - храмы и церкви, ни на день не прекращавшие своего Божьего дела ни в какие времена и эпохи.
    А для нас исторические места - вот эти поросшие красивыми березовыми рощами и сосновыми лесами горочки, опушки и аккуратные низинки под склонами.
    Особенно красивы эти места сейчас, глубокой осенью, когда лес стал прозрачен, трава полегла, став подстилкой под нашими ногами и сделав поверхность земли читаемой, словно книга.

    На самом деле лес только кажется пустым и лишенным всяческого интереса. Хотя, как я уже упоминал - это историческое место.
    На вершинах, поросших редким лесом мы находим изрядно заплывшие окопы, траншеи, ставшие практически невидимыми пулеметные оголовки и валяющиеся в них до сих пор пустые ящики от советских патронов.

    Все эти окопы, патронные цинки, десятками извлекаемые из земли осколки мин и снарядов подробно рисуют нам глубокие контрасты сотворенной здесь 81 год назад истории.
    Где-то здесь все еще лежат наши люди, выкопавшие все эти окопы, открывшие все эти ящики с патронами, словившие в себя свои порции осколков и вражеских пуль. Нам как-то не все равно, кто они и где они.
    Они точно здесь, мы их чувствуем. Но найти их очень сложно. Это ведь не гильза какая-то, а человек. Он лежит себе и наши приборы на него не действуют. Только длинные металлические щупы, которые мы с усилием загоняем на полтора метра в грунт, стараясь попасть в того, кто молчит уже 81 год.
    Часа два непрерывной работы щупом и всё - надо дать плечам и пояснице короткий отдых. Иначе надолго нас не хватит.

    За поисковый день - несколько сотен проколов и пока все впустую. Не нашли никого. Всё мимо.
    Мимо - но не напрасно. Найдем обязательно. Пусть это будет долго, пока земля от морозов не превратится в бетон.
    Будем торопить зиму и как только земля оттает - снова в штыковую, точнее - в щуповую. Сверху уже почти всех собрали, теперь остались те, кто в самой глубине заплывших окопов, в воронках, на дне пулеметных точек. Это полтора, два метра от поверхности. Вот туда нам и надо.

    Место это историческое, солдатики наши его историю написали. Жизней не пожалели, воевали честно, не за деньги, без договорняков.
Значит и нам надо честно.
    Красивое это место. Часто сюда ездим.

Мы не сможем...

 Ты уж прости нас, солдатик... До тебя мы, скорее всего, никогда не доберёмся.

Погиб ты незаметно для своих товарищей, упав в снег, сражённый рваным осколком иноземного металла.
Про твою погибель никто командирам не сообщил просто потому, что в суматохе той атаки, которая началась сумрачным мартовским утром сорок четвёртого года на краю обычного болота, все вы смотрели вперёд - туда, где хлестали яркими выхлопами порохового пламени стволы вражеских пулеметов и откуда прямо под ваши ноги падали горячие чушки немецких снарядов. 
Никто не увидел твоего падения, да ты и сам не заметил, как за секунду до тебя рухнул в снег вниз лицом тот, с кем полчаса назад ты ел армейскую тушёнку, чуть разогретую на костре из сухих веток.
С той поры ты лежишь в мелком болоте между двумя небольшими горочками в глуши большого соснового бора. Это сегодня они просто горочки, по которым ходят грибники и ягодники. Семьдесят шесть лет назад эти холмики были господствующими над болотом высотками, за овладение которыми потребовалось заплатить жизнями нескольких десятков советских солдат. Твоей в том числе...

Почти век ты смотришь в глубину болотного торфа чёрными провалами своих глазниц. Твои останки стали частью болота, которое тоже родная для тебя земля. Ты погиб, сражаясь именно за это болото.
Мы ходили вокруг тебя, пробивая мягкую и влажную поверхность сотнями проколов наших стальных щупов в надежде, что попадём в твоё бывшее тело.
Пока никак...

Твоим товарищам, что погибли на склоне высотки, повезло - их мы сегодня нашли и подняли.
Твоё же болото очень осложняет поиски тебя: мы ничего не видим на его поверхности - просто заросшая густым низким кустарником мокрая низина, в глубине которой звенит огромное количество металла. Это осколки от снарядов, которыми враг буквально засыпал ваши наступающие порядки.

Тем не менее мы чувствуем, что ты там, где-то прямо перед нами.
Почему мы так уверены? Да просто потому, что мы очень хорошо знаем, как была устроена та война.
Вас, упавших в военный снег и погребенных под ним в себежских низинах и болотах - великое множество.
Чтобы вас найти, предшествующих лет не хватило.
Не знаю, успеем ли в последующие.
Такой вот парадокс - мы помним о тех, кого никогда не знали и чей образ можем только представить.

Пока что мы поднимаем тех, до кого можем добраться, перекапывая кубометры грунтов и проходя десятки километров.
До вас, лежащих под слоем мягкого болотья и окружённых тысячами ржавых осколков нам никак не дотянуться.
Простите...

Зимней ностальгии пост

 Пошастал несколько часов на колком и щипучем морозе, зашел в дом, порадовался пышущему живым пламенным теплом камину и задумался: - как здорово, что есть такие простые житейские радости как уютный дом, камин, комфортное кресло и прочие привычные ништяки.

И тут же следующая мысля - а какой комфорт можно считать достаточным и создающим уют? Чем он достигается и в чем заключается?
И тут же вспоминаются наши походно-экспедиционные посиделки. В стороне от цивилизации, в тишине далекого леса, на краю большого болота, наполняющего вечернюю и ночную микроатмосферу холодящей пронизывающей сыростью.
И знаете что? Самый настоящий и бесценный уют - он создается нашими руками именно там, в мире сырых туманов и осенних заморозков, а сильнее всего ощущается во время долгих холодных вечеров.

Наш полевой быт неказист, не содержит в себе никаких излишеств, очень функционален, но обязательно содержит элементы комфорта, определяющие будет ли тебе тепло и уютно сидеть за столом, лежать в палатке в своем спальнике и особенно - бороться с всепроникающей холодной влажностью во время сна.

Особое внимание в экспедиционном лагере, где живут много человек - полевой бане. Без неё в осенних экспедициях - тоска и капец. Днём все работают поддерживаемые уверенностью, что вечером у них будут две простых радости - размеренный сытный ужин и баня.

Моются в ней каждый вечер даже те, кто весь день отдежурил на базе и скорее мёрз чем потел.

Баня наша проста как палатка. Ведь именно палаткой она и является, только с тамбуром и печкой. Дров в лесной округе бесконечное количество, воды в ближайшем озере - сверхдостаточно, полевой водопровод работает в полную силу.

Пола в бане нет, поэтому под ноги настилаем толстенный слой елового лапника. И тепло и запах в разогретой и тесной парилке отменный и вода уходит без помех.

Вид вечернего лагеря лично у меня вызывает тихий восторг. Он него веет каким-то особенным теплом, даже если на улице довольно прохладно. Все компактно, все рядом, нет ничего лишнего.
В нашей палатке практически беззвучно шипит газовый обогреватель, пропитывая живым теплом толщу спальных мешков и выгоняя наружу густую холодную влагу.

Вид ночного лагеря радует глаз ровно до тех пор, пока работает генератор и светят электрические фонари. Как только гаснет свет - на палатки наваливается мокрый холод и противная липкая темень. Но мы в это время уже засыпаем, закутавшись в теплые сухие спальники, кончиками своих носов ощущая, как внутрь палаток заползает стылая влажность.

В такие моменты, накрытые темнотой и сыростью мы в глубине души уже понимаем, что экспедиция скоро закончится, мы вернемся домой и будем скучать по этому времени и этой простой и сверхинтересной жизни.

Незаконченная история летчика Ивана Корниенко

В который раз убеждаюсь, что сколько бы лет ни прошло после Великой Отечественной войны, последняя страница её истории не будет написана никогда.

Даже в описании событий и эпизодов, подтвержденных участниками и очевидцами ставить точку может оказаться преждевременным. 

Как показывает исследовательская и поисковая работа, описания огромного количества историй, повествующих о героических поступках советских людей в годы Великой Отечественной войны должны заканчиваться только многоточием, поскольку неожиданное продолжение давно минувших событий может последовать в любой момент уже нашего времени, соединяя наши судьбы с судьбами тех, кто в свой последний момент истины не дро́гнул, не отвернул, не пре́дал и, перешагнув порог бессмертия, стал для нас примером и нравственным ориентиром.

Как я рассказал неделю назад, при проведении поисковой разведки в районе озера Островно, что расположено в предместьях Идрицы, на дне водоема недалеко от берега был найден орден Красной Звезды. Орден был с закруткой, что с высокой степенью вероятности позволяет предполагать, что он находился на форме своего владельца, имя которого нам предстояло установить.

Судя по тому, что вся пурпурная эмаль с металла награды слезла, а на части ордена имеется налёт черного цвета, мы сделали предположение, что орден мог побывать в огне.

По результатам оперативно собранной информации, в годы Великой Отечественной войны в озеро Островно упал советский самолет. Одни разрозненные свидетельства сообщали, что через некоторое время после падения всплыли тела двух летчиков, которые были похоронены местными жителями втайне от немцев.

Другие старожилы рассказывали, что о всплывших телах им не известно, но после войны из озера был поднят советский боевой самолет, из которого были извлечены останки летчика. Кто поднимал самолет, куда похоронили летчика - местный рассказчик не знает.

После получения даже этих отрывочных сведений мы сразу укрепились во мнении, что найденный орден однозначно принадлежит летчику упавшего в озеро самолета.

Сразу скажу, что воодушевление от предстоящего поиска имени нашего пилота было огромным. Еще бы - награда, почти 80 лет пролежавшая на дне озера и найденная благодаря одному шансу из миллиардов, была готова рассказать нам историю о советском летчике, его боевом пути и подвиге. Ради этого мы были готовы на всё…

Однако, туман войны в данном случае оказался лишь легким облачком. История благодарно щелкнула нас по носу, давая возможность вписать лишь несколько новых строк в уже созданную летопись.

Но все по порядку.

Фотографии с орденом Красной Звезды улетели в Москву к нашему боевому товарищу, старому воину “Забытого батальона” Алексею Никулину, который способен нарыть в архивах любую информацию, даже если она представлена в виде кляксы на полях старых документов.

Пока Алексей со своими товарищами рыскал по страницам военных архивов, мы уже строили планы поисковых работ в глубинах озера Островно и на его берегах. Летчик, сражавшийся за знаменитую Идрицу - его поиски оправдывали любые затраты.

И вот буквально сегодня, 9 апреля от Алексей Никулина пришла информация о владельце ордена Красной Звезды № 246898. Согласно корешку временного удостоверения №1026439 от 24.07.1943 года, этот орден был вручен младшему лейтенанту Ивану Ильичу Корниенко 1922 года рождения, летчику 148 истребительного авиаполка.

Эта информация стала нашей очередной общей маленькой победой в битве за справедливость и возможность отблагодарить тех, кому мы сегодня можем помочь только своей памятью об их подвиге и жертве.

Дальше все пошло как по маслу. Виртуоз архивного поиска и анализа Валерий Вязовский ринулся в цифровую пучину виртуальных кладовы́х и через несколько часов у него на столе лежала полная информация о боевом пути летчика Ивана Корниенко.

И не только….

Воевал Иван Ильич жёстко и наотмашь. На фронте с 17 марта 1943 года. Ему 21 год и он сразу в деле. 28 апреля 1943 года, ведя воздушный бой он получает первое ранение.

13 мая 1943 года, спустя всего ДВА месяца с момента начала боевой работы летчик Иван Корниенко представлен к награждению орденом Красной Звезды. Награда вручена 24 августа 1943 года. В представлении к награде указано, что Иван Ильич дерется с противником умело, в бою смел и агрессивен, хорошо владеет тактикой групповых действий.

30 августа 1943 года молодого пилота представляют к очередному ордену - Отечественной войны первой степени, который он получил 3 сентября того же года. К этому времени он уже дважды ранен и имеет на боевом счету три вражеских самолета, сбитых лично и три - уничтоженных в групповом бою.

У меня, честно говоря, дух захватывает от такого неистового героизма и желания сражаться и победить у этого парня, которому было всего 21 год от роду. Вот уж поистине - богатырь.

Газета "Сталинский сокол" от 20.10.1943

Воевал Иван Ильич геройски до самого последнего дня своей молодой жизни - до 28 апреля 1944 года. В этот день он вместе со своими боевыми товарищами штурмовал немецкий аэродром в Идрице. Во время одной из атак его Як-9Т был подбит зенитным огнем. Пилот стал уходить от железнодорожной станции Идрица в сторону недалекого озера, где была возможность совершить аварийную посадку и постараться уйти в лес.

Истребитель Як-9Т

Не повезло… Сгоравший в воздухе “Як” с молодым летчиком, отчаянно тянувшим на вынужденную, прочертив в воздухе огненный вираж упал в воду у самого берега озера Островно… Так рассказывают документы.

Вот вроде и начало новой истории для нас и для летчика. Место падения самолета известно, остальное - дело техники, навыков и упорства современных поисковиков.

Однако, история, как я уже упоминал, состоит из многоточий.

Первая несуразность, на которую мы обратили внимание, изучая военные архивы заключается в том, что место захоронения погибшего летчика Корниенко в именном списке безвозвратных потерь 11-го смешанного авиакорпуса указано как “около школы в пос. Изоча Невельского района Калининской области”.

О как! Погиб летчик под Идрицей, о чем сообщает запись в этом же списке безвозвратных потерь, а похоронен в 80-ти километрах от места своего падения на территории, занятой противником, откуда его тело уж точно не могло быть доставлено в Изочу к 1-му мая 1944 года, поскольку Идрица еще была оккупирована гитлеровцами.

Дальше было еще интереснее. Последующий поиск информации о летчике Иване Корниенко и его самолете показал….что имя героического во́ина носит школьный музей в поселке Идрица, в котором хранятся личные вещи Ивана Ильича(!), а также части его самолета.

Вот те́ номер! Обгоревший орден летчика лежит на дне озера, а личные вещи - в школьном музее в Идрице, рядом с которой он погиб.

Вот такие завихрения...

Роем дальше и раздвигаем строки этой удивительной летописи.

Оказывается, что о падении нашего самолета в озеро Островно знали местные жители одноименной деревеньки. Благодаря их свидетельствам в 1971 году из прибрежного болота были извлечены детали истребителя Як-9Т и останки летчика Ивана Корниенко, которого опознали по его письмам, обнаруженным в карманах одежды.

В 1972 году останки Ивана Ильича Корниенко были торжественно упокоены в братскую могилу в центре поселка Идрица, ему присвоено звание Почетного гражданина поселка Идрица (посмертно), а его именем назван Музей боевой славы в школе Идрицы.

В 1972 году на похороны Ивана Ильича приезжала его невеста, которая навсегда запомнила его молодым и живым…

Иван Ильич Корниенко. Фото 1940 года

Такая вот история. И снова она с многоточием.

Разбираться в ней теперь уже нам. Как орден Красной Звезды, который крепился на гимнастерку пилота мощной закруткой, оказался в воде озера, в стороне от места, откуда подняли останки? Где Орден Отечественной войны, который тоже имелся у пилота и должен был находится на гимнастерке рядом с найденным нами орденом Красной Звезды?

Среди вещей, найденных согласно послевоенным документам при останках Ивана Ильича, не значится лётный планшет. Без него лётчики в войну не летали. Значит он до сих пор находится в месте падения самолета и его просто не нашли в 1971 году. Не значится среди поднятых с летчиком вещей и его личное оружие - пистолет ТТ.

Получается, что история продолжается. Надо искать и находить. Возвращать награды Ивана Ильича его родственникам, поиск которых будет затруднен тем, что детей у него не было… Не успел, всего себя отдав борьбе за Отечество.

Геройский был парень - Иван Корниенко. Достоин многого даже спустя 77 лет после своего взлета к бессмертию.

А мы продолжим искать, сокращая многоточия...

У Ивана Ильича был родной брат - Герой Советского Союза Николай Ильич Корниенко.

В деревне Малокирсановка Ростовской области, где родились Иван и Николай Корниенко одна из улиц носит их имена

Умрет русская деревня - умрет и русский патриотизм

Готовлюсь к презентации Себежского района в Туристском информационном центре Псковской области. Перебираю сотни своих фотографий, сделанных за три года в моем родном Себежском районе. Надо выбрать лучшие, самые выразительные...

Чтобы они помогли раскрыть потенциал нашего края как центра притяжения туристов, жаждущих вырваться из своих душных, пахнущих асфальтом и выхлопными газами, переполненных излучениями городов и отдохнуть телом, душой и думами от повседневного переполоха и непрекращающейся спешки бега по кругу.

Все фотографии у меня случаются про природу и наши малые города да деревни...

И вот какая мысль вдруг посетила меня в процессе ретроспективного просмотра моих снимков: весь наш народный патриотизм происходит именно из деревни, из провинции. Не будет первого - не будет и второго.

Ведь жителей больших городов в подавляющем их большинстве в первую очередь интересует цена барреля и ставка рефинансирования, стоимость обслуживания кредитов и обучения детей и прочая важная материя.

Именно большие городские агломерации стали двигателями глобализма и подчинения человеческих душ идолам излишеств и потребления без меры.

Нет, я ни в коем случае не являюсь апологетом затворничества и противником прогресса. Я вполне рад возможностям, которые дают мне современные технологии, материалы и алгоритмы.

Но все равно что-то не то... Похоже, что скоро люди оцифруют все, что сегодня является неотъемлемой частью человеческой души: совесть, справедливость, личное ощущение долга перед своим народом и Отечеством. Любовь и преданность...

Оцифруют и начнут "дорабатывать" и модерировать. А потом - хоп! - и у нас новая прошивка патриотизма и совести. А разработчики прошивки кто?

Мне кажется, что именно в провинции: в деревне или в малом городке наиболее ясно человек ощущает, на чем стоит земля русская, в каких стенах живет русская душа, какой воздух нам сегодня нужен.

Глядя на остановленные фотографией мгновения и грустные образы погибших деревень, бывших не так давно пристанищами множества хороших, простых и неизбалованных излишествами людей, я спрашиваю у пустоты - а дальше что? Вот в этих самых воздушных и озерных краях, кто будет жить лет через 30 - 50? Чем жива будет земля Себежская и Псковская?

Неужели в провинции будут жить лишь те, кого не "приняли" города по причине отсутствия денег, связей, особенного образования?

Так, скорее всего не будет. Но что-то будет.

Поэтому нам надо развивать то, что может дать только провинция: туризм, экологические проекты, вкусную и здоровую пищу, тихие и сочные закаты в ровный горизонт, а не за высотные здания и дымящие трубы.

А чтобы этого добиться и турист поехал в псковскую провинцию, надо в числе прочего приводить к порядку тех, кто загрязняет чистый воздух деревень вонью свиного дерьма, кто выпиливает лес и оставляет там после себя варварски разграбленные территории.

Когда люди поймут, что деньги нельзя жрать и дышать ими тоже нельзя, тогда что-то начнет меняться.

В пока продолжаю быть уверенным, что если умрет русская деревня, то умрет и русский народный патриотизм.

В серию "Это СЕБЕЖ, ребята..." Ледяной Зеленец

Какие условия являются обязательными для того, чтобы сделать серию уникальных фотографий, которые точно привлекут внимание любознательных зрителей?

На своем опыте могу ответственно заявить, что комплексом таких обязательных условий является полное отсутствие умения сидеть дома, поддерживаемое навыками очень быстрых сборов в фотоэкспедицию, постоянная готовность авто и фототехники, а также выученный наизусть перечень локаций, где именно сегодня возможны отличные виды при хорошей погоде.

Собираться надо уметь очень быстро не откладывая начало выдвижения на “попь́ю кофе и поеду” и тому подобное. Погода весной очень нестабильная: сейчас на небе ни тучки и ветер чуть дует, а через пару часов уже приплывут облака и всё - игры света с тенями и всяких переотражений вы уже не поймаете.

Часто бывало, что за время движения к месту фотополетов погода успевала существенно поменяться и план съемок приходилось корректировать: либо ехать туда, где даже в облачную погоду есть вероятность получить выразительную картинку, либо исполнять первоначальный план и летать и снимать уже с “облачными” настройками. Кстати, это иногда дает очень неплохой результат; ничуть не хуже, чем при съемках в условиях идеальной освещенности, что еще раз подтверждает аксиому о том, что снимает человек, а не камера.

Вот и сегодня - прогноз был очень благоприятный: безоблачно, ветер минимальный на высотах до 300 метров. Локация - известная практически всем себежанам и сотням гостей нашего края - озеро Зеленец, что укрылось в чистейшем сосновом бору в национальном парке “Себежский”.

Место действительно уникальное: чистота воды и пропитанного запахом сосновых смол воздуха давно сделало его “намо́ленным” тысячами посетителей, которых каждое лето не пугают 12 километров раздолбанной лесной грунтовки и строгие смотрители национального парка, поддерживающие на берегах озера жесткую экологическую дисциплину.

Зеленец летом. 

Сегодня мне захотелось запечатлеть Зеленец таким, каким его практически никто на видел - весенним, но во льду.
Лед там тоже своеобразный. Чистейшая прозрачная вода изумрудного оттенка замерзая дает лёд с голубыми прожилками. Их видно только когда снег, покрывающий поверхность озера растаял и сверху на лёд светит яркое солнце, причем под максимальным углом. Чтобы увидеть эти прозрачные голубоватые текстуры в глубине просвеченного солнцем льда, надо смотреть с высоты. Стоя на льду картинка получается слишком близкой, не видны границы между цветами.
Поэтому - надо взлетать.

К сожалению, алгоритмы, которыми соцсети сжимают изображения несколько уменьшают богатство оттенков первоначальной фотографии, но даже в этих условиях видно, что лёд на Зеленце особенно голубоватый. Поверьте, когда видишь естество красок льда во время полета дрона, уникальность озера подтверждается.

После полетов обязательное условие, которое я не нарушаю никогда, если отъезжаю от дома более пятнадцати километров - это чай в лесу. Вскипяченный на горелке, не торопясь и вдохновляясь тишиной соснового леса и удовольствием от того, что всё задуманное получилось.

Кстати, только я отлетал над Зеленцом и по раскисшей грунтовке поехал к дому, как набежали облака и пробивного солнца моментально не стало. Вот поэтому в нашем деле и нельзя расслабляться: выдвигайся сейчас - снимай - торжествуй.