Тихая прогулка по громким местам

 Намедни побывали в наших любимых исторических местах.

    Они ведь для каждого свои - эти исторические места, т.е. места, где творилась история.
    Для кого-то это старинные замки и дворцы, отреставрированные современными цементами и красками; для кого-то - храмы и церкви, ни на день не прекращавшие своего Божьего дела ни в какие времена и эпохи.
    А для нас исторические места - вот эти поросшие красивыми березовыми рощами и сосновыми лесами горочки, опушки и аккуратные низинки под склонами.
    Особенно красивы эти места сейчас, глубокой осенью, когда лес стал прозрачен, трава полегла, став подстилкой под нашими ногами и сделав поверхность земли читаемой, словно книга.

    На самом деле лес только кажется пустым и лишенным всяческого интереса. Хотя, как я уже упоминал - это историческое место.
    На вершинах, поросших редким лесом мы находим изрядно заплывшие окопы, траншеи, ставшие практически невидимыми пулеметные оголовки и валяющиеся в них до сих пор пустые ящики от советских патронов.

    Все эти окопы, патронные цинки, десятками извлекаемые из земли осколки мин и снарядов подробно рисуют нам глубокие контрасты сотворенной здесь 81 год назад истории.
    Где-то здесь все еще лежат наши люди, выкопавшие все эти окопы, открывшие все эти ящики с патронами, словившие в себя свои порции осколков и вражеских пуль. Нам как-то не все равно, кто они и где они.
    Они точно здесь, мы их чувствуем. Но найти их очень сложно. Это ведь не гильза какая-то, а человек. Он лежит себе и наши приборы на него не действуют. Только длинные металлические щупы, которые мы с усилием загоняем на полтора метра в грунт, стараясь попасть в того, кто молчит уже 81 год.
    Часа два непрерывной работы щупом и всё - надо дать плечам и пояснице короткий отдых. Иначе надолго нас не хватит.

    За поисковый день - несколько сотен проколов и пока все впустую. Не нашли никого. Всё мимо.
    Мимо - но не напрасно. Найдем обязательно. Пусть это будет долго, пока земля от морозов не превратится в бетон.
    Будем торопить зиму и как только земля оттает - снова в штыковую, точнее - в щуповую. Сверху уже почти всех собрали, теперь остались те, кто в самой глубине заплывших окопов, в воронках, на дне пулеметных точек. Это полтора, два метра от поверхности. Вот туда нам и надо.

    Место это историческое, солдатики наши его историю написали. Жизней не пожалели, воевали честно, не за деньги, без договорняков.
Значит и нам надо честно.
    Красивое это место. Часто сюда ездим.

Мы не сможем...

 Ты уж прости нас, солдатик... До тебя мы, скорее всего, никогда не доберёмся.

Погиб ты незаметно для своих товарищей, упав в снег, сражённый рваным осколком иноземного металла.
Про твою погибель никто командирам не сообщил просто потому, что в суматохе той атаки, которая началась сумрачным мартовским утром сорок четвёртого года на краю обычного болота, все вы смотрели вперёд - туда, где хлестали яркими выхлопами порохового пламени стволы вражеских пулеметов и откуда прямо под ваши ноги падали горячие чушки немецких снарядов. 
Никто не увидел твоего падения, да ты и сам не заметил, как за секунду до тебя рухнул в снег вниз лицом тот, с кем полчаса назад ты ел армейскую тушёнку, чуть разогретую на костре из сухих веток.
С той поры ты лежишь в мелком болоте между двумя небольшими горочками в глуши большого соснового бора. Это сегодня они просто горочки, по которым ходят грибники и ягодники. Семьдесят шесть лет назад эти холмики были господствующими над болотом высотками, за овладение которыми потребовалось заплатить жизнями нескольких десятков советских солдат. Твоей в том числе...

Почти век ты смотришь в глубину болотного торфа чёрными провалами своих глазниц. Твои останки стали частью болота, которое тоже родная для тебя земля. Ты погиб, сражаясь именно за это болото.
Мы ходили вокруг тебя, пробивая мягкую и влажную поверхность сотнями проколов наших стальных щупов в надежде, что попадём в твоё бывшее тело.
Пока никак...

Твоим товарищам, что погибли на склоне высотки, повезло - их мы сегодня нашли и подняли.
Твоё же болото очень осложняет поиски тебя: мы ничего не видим на его поверхности - просто заросшая густым низким кустарником мокрая низина, в глубине которой звенит огромное количество металла. Это осколки от снарядов, которыми враг буквально засыпал ваши наступающие порядки.

Тем не менее мы чувствуем, что ты там, где-то прямо перед нами.
Почему мы так уверены? Да просто потому, что мы очень хорошо знаем, как была устроена та война.
Вас, упавших в военный снег и погребенных под ним в себежских низинах и болотах - великое множество.
Чтобы вас найти, предшествующих лет не хватило.
Не знаю, успеем ли в последующие.
Такой вот парадокс - мы помним о тех, кого никогда не знали и чей образ можем только представить.

Пока что мы поднимаем тех, до кого можем добраться, перекапывая кубометры грунтов и проходя десятки километров.
До вас, лежащих под слоем мягкого болотья и окружённых тысячами ржавых осколков нам никак не дотянуться.
Простите...

Зимней ностальгии пост

 Пошастал несколько часов на колком и щипучем морозе, зашел в дом, порадовался пышущему живым пламенным теплом камину и задумался: - как здорово, что есть такие простые житейские радости как уютный дом, камин, комфортное кресло и прочие привычные ништяки.

И тут же следующая мысля - а какой комфорт можно считать достаточным и создающим уют? Чем он достигается и в чем заключается?
И тут же вспоминаются наши походно-экспедиционные посиделки. В стороне от цивилизации, в тишине далекого леса, на краю большого болота, наполняющего вечернюю и ночную микроатмосферу холодящей пронизывающей сыростью.
И знаете что? Самый настоящий и бесценный уют - он создается нашими руками именно там, в мире сырых туманов и осенних заморозков, а сильнее всего ощущается во время долгих холодных вечеров.

Наш полевой быт неказист, не содержит в себе никаких излишеств, очень функционален, но обязательно содержит элементы комфорта, определяющие будет ли тебе тепло и уютно сидеть за столом, лежать в палатке в своем спальнике и особенно - бороться с всепроникающей холодной влажностью во время сна.

Особое внимание в экспедиционном лагере, где живут много человек - полевой бане. Без неё в осенних экспедициях - тоска и капец. Днём все работают поддерживаемые уверенностью, что вечером у них будут две простых радости - размеренный сытный ужин и баня.

Моются в ней каждый вечер даже те, кто весь день отдежурил на базе и скорее мёрз чем потел.

Баня наша проста как палатка. Ведь именно палаткой она и является, только с тамбуром и печкой. Дров в лесной округе бесконечное количество, воды в ближайшем озере - сверхдостаточно, полевой водопровод работает в полную силу.

Пола в бане нет, поэтому под ноги настилаем толстенный слой елового лапника. И тепло и запах в разогретой и тесной парилке отменный и вода уходит без помех.

Вид вечернего лагеря лично у меня вызывает тихий восторг. Он него веет каким-то особенным теплом, даже если на улице довольно прохладно. Все компактно, все рядом, нет ничего лишнего.
В нашей палатке практически беззвучно шипит газовый обогреватель, пропитывая живым теплом толщу спальных мешков и выгоняя наружу густую холодную влагу.

Вид ночного лагеря радует глаз ровно до тех пор, пока работает генератор и светят электрические фонари. Как только гаснет свет - на палатки наваливается мокрый холод и противная липкая темень. Но мы в это время уже засыпаем, закутавшись в теплые сухие спальники, кончиками своих носов ощущая, как внутрь палаток заползает стылая влажность.

В такие моменты, накрытые темнотой и сыростью мы в глубине души уже понимаем, что экспедиция скоро закончится, мы вернемся домой и будем скучать по этому времени и этой простой и сверхинтересной жизни.