Легенда о Чертовом мосту. Озеро Свибло Себежский край.

Есть ли смысл верить древним легендам и преданиям? Этот вопрос не единожды задавал себе каждый человек, кто хоть раз читал о разных, кажущихся невероятными в наш просвещенный век событиях, происходивших во времена старинные и оттого, вроде как, таинственные.
То стоящая на холме церковь, со всеми её посетителями внезапно и целиком под землю уйдет, продолжая из-под неё оглашать окрестности колокольным звоном на протяжении следующих столетий.
То войско вражеское, издалека пришедшее с огнем и мечом, встретит какого-нибудь местного старца, после чего вдруг за одну ночь в камни превратится.
И так далее, и тому подобное…

И звучат эти предания старины глубокой вроде как несерьезно для современных людей, окруженных всемогущими технологиями и вооруженных знаниями о материальном и духовном.

Однако, что-то в глубине души заставляет нас, услышав некоторые легенды, отнестись к ним с некой долей доверия - не просто же так наши предки ни с того, ни с сего фиксировали странные для них события в своих летописях.
Какие-то мифы в наше время были развенчаны стараниями ученых-историков и специалистов в иных областях знаний; какие-то - так и остались живущими легендами, не опровергнутыми, но и не подтвержденными.

Есть в нашем Себежском крае одна из таких легенд - захватывающая и очень древняя.

Речь в ней идет о временах, когда такого понятия, как государство, вообще не существовало. На нынешней территории Себежского края жили тогда племена ливов и свевов (свебов). Первые отнесены современными учеными к группе финских племен, вторые - к древнегерманским.
Племена эти очень древние и к XII о них уже не упоминали нигде.

Легенда, которая вызвала у меня интерес и желание её хоть частично проверить, родилась на озере Свибло, что расположено на территории Себежского района. Само озеро можно без допущений назвать заповедным: оно расположено в редконаселенном месте, в глуши обширных лесов и больших болот.

На берегах этого озера, размером 5х7 километров сегодня сохранились только три населенных пункта, в которых проживает суммарно менее ста человек.


Итак, в стародавние времена жило на берегах озера Свибло племя свебов. По одной из версий, название озеро Свибло пошло как раз от названия племени - свебы.
У вождя этого племени была дочь, и, как во всех древних легендах, была она красоты невероятной. Ожидаемо, что сватались к ней многие проживающие на оперативных просторах приозерья молодые парни и мужички постарше.
Естественно, что для сохранения исторической интриги, никому эта девушка взаимностью не отвечала, чем неслыханно радовала своего влиятельного отца.
И вот, в один из дней в расположение племени свебов прибыли ребята из племени суровых финских ливов. С вопросом - не согласиться ли достопочтенный лидер и, по совместительству, председатель правительства свебов, отдать свою красавицу-дочь замуж за аналогичное должностное лицо прибывшего подразделения ливов. Если главный свеб-отец согласиться на данное заманчивое, по мнению ливов-сватов предложение, то после регистрации брака они - ливы, гарантируют свебам значительные финансовые инвестиции и доступ к своим передовым технологиям.
Свебский вождь решил древнюю традицию не нарушать и финское предложение отверг в обтекаемых дипломатических формулировках. Так и сказал на древнесвебском: - идите... домой, суровые финские ливы.
Но конкретные древние ливы не даром были причислены к финским; они решили уточнить у вождя свебов, по какому конкретно маршруту им только что посоветовали заворачивать салазки.
Мудрый и прозорливый вождь свебов понимая, что вечер перестаёт быть томным, решил применить древнеполитическую хитрость и с потенциальными родственниками конфликтовать не стал.
Он предложил им следующее: за одну ночь настойчивые ливские парни должны построить через озеро Свибло мост. Или дамбу - это что им понравится. Проложить упомянутую транспортную коммуникацию ливы должны с противоположного берега озера прямо к территории, где и зарегистрирована в данный момент по месту проживания своего мудрого отца его дочь-красавица.
Если к утру названная магистраль через озеро будет построена, красавица-свебка переходит в ливское подданство и по вновь построенному мосту убывает туда, где древний Макар телят не пас.
Поскольку услышанное ливами условие содержало немного слов, они решили на него согласиться и легли на обратный курс.
Выдвигая данное конструктивное предложение, вождь свебов отлично понимал, что упорным ливам предложенный проект в указанные сроки не реализовать. Дело даже не в том, что в бюджете ливского племени средства на строительство такого объекта предусмотрены не были.
Мудрый свеб гарантировал своей дочери, не горевшей желанием менять свою избу на ливскую, что пока ливы:
-доберуться по темноте домой
-разработают при скудном искусственном освещении проектно-сметную документацию
-согласуют ее с уполномоченными на противоположном берегу озера ведомствами
-выберут на конкурской основе исполнителя работ
-определят поставщика строительных материалов
-проведут экологическую и иные экспертизы проекта
-произведут межевание земельных участков, выделенных под строительство
и реализуют еще сотни, положенных в древние времена процедур, она сама успеет сделаться прабабкой и выведет свое племя на траекторию стабильного роста уже в рамках нового технологического уклада.
И вообще, свебский папа сам за придуманный им проект никогда бы не взялся.
Легли древние свебы спать на своем берегу озера уверенные, что торопливые на согласие ливы сейчас мылят друг другу холку за то, что взяли на себя невыполнимые обязательства при отсутствии перспектив их реализации.

Однако, как гласит легенда, дальше все пошло не так, как задумал древний свеб-предводитель.
Как только окончательно стемнело, со стороны ливского берега раздался сильный шум и по озеру пошли огромные волны.
Выбежавшие к озеру свебы-часовые увидели, что на противоположном берегу какие-то темные фигуры неестественно большого для человека роста бросают в воду здоровенные камни, на глазах создавая дамбу, нацеленную на свебские пределы.
Всю ночь грохотало озеро Свибло, а в темноте, через его воды от одного берега к другому вырастала длинная дамба.
Свебские часовые пригласили на ночной берег своего вождя, который также не поверил своим глазам, а вот в наличие у ливов тайных строительных технологий начал потихоньку верить.
Пока свебы на своем краю озера судачили о том, как теперь им выкручиваться, если к утру непонятно кем построенная дамба упрется в их берег, наступило утро.
Как только первые лучи восходящего солнца раскрасили небосвод, грохот строительства внезапно прекратился. На противоположном берегу никого не было видно, а недостроенная дамба торчала из воды, нацеленная на берег, где стояли сонные и ошалевшие от такого дива свебы.

Какими силами и где были добыты огромные камни и кто бросал их в воду - старая легенда не поясняет, а поддавшиеся на тонкую провокацию ливы никаких архивов после себя не оставили.
Поскольку население древних племён, обосновавшихся на берегах озера Свибло всё необъяснимое списывало на чертей, являвшихся им по различным причинам, то и в этом случае люди назвали эту недостроенную дамбу “Чертов мост”,
Надеюсь, что красивая дочь хитрого отца-свеба выросла хорошим человеком, выйдя замуж по-любви, а не из-за дамбы.

Вот и вся легенда, донесенная народной молвой до наших дней с небольшими различиями в деталях.

Итак, я решил проверить легенду на местности.

На старых картах 1924 года на южном берегу озера Свибло обозначено место с названием “Чертов мост”. Если толковать информацию из древней легенды применительно к конфигурации данного места, то оно, действительно похоже на недостроенную дамбу, нацеленную от одного берега к другому. Расстояние между берегами в этом месте чуть более 2-км. 

И вот я еду на берега озера Свибло, на этот легендарный Чертов мост. Хочу своими глазами увидеть, есть ли в его конструкции что-то таинственное и необъяснимое даже для современного уровня знаний о чертовщине и всяких секретных строительных технологиях древности.
Проехать на Чертов мост сегодня можно совершенно спокойно на любой автомашине, но я бы рекомендовал всё-таки рамную полноприводную машину.
Прямо у основания Чертова моста находится тихая и очень живописная деревня Шалаи, сегодня в ней живет человек двадцать.

От деревни в сторону озера Свибло идет одна единственная дорожка и выходит она на километровой длины узкий мыс, поросший сегодня смешанным хвойно-лиственным лесом.
И что интересно, форма этого мыса действительно похожа на то, что его насыпали. Хребет Чертова моста - это достаточно высокий и протяженный гребень, состоящий из огромного числа камней. Это поистине мир камней!
Здесь в большом количестве присутствуют огромные валуны, некоторые из них размером с легковой автомобиль. 

Вокруг уложенных в основание гребня больших камней лежат камни меньших калибров.
Я прошёл по всему гребню, основывающему Чертов мост и у меня действительно появилось ощущение некой рукотворности этой конструкции.

Гребень, или дамба (мост) практически по всей своей длине имеет высоту от пяти до семи метров, а каменные склоны - практически одинаковой крутизны. Если эта дамба появилась по воле природных катаклизмов, то эти самые катаклизмы были чудесно избирательны и аккуратны в процессе нагромождения камней различных размеров именно в этом конкретном месте.
Что интересно, в самой деревне Шалаи и на прилегающих к ней территориях никаких нагромождений камней не наблюдается. Грунты там глинистые, рельеф - всхолмленный, но каменных залежей просто нет.

Загадка природы?

Пройдя от основания до самого острия дамбы, я почти уже начал верить в правдивость древней легенды. Оконечность же мыса меня практически убедила в том, что легенда - не легенда.

Длинная каменная гряда закончилась крутым спуском практически на уровень современного озера. Профиль спуска очень напоминал как раз его искусственное происхождение. Слишком ровные и крутые у него склоны, слишком аккуратно уложены камни, подозрительно грамотно спрофилирована поверхность берега и уходящего в глубину дна. В укладке разнокалиберных камней относительно друг друга просматривалась некая система.

Дальше, за крутым спуском, в направлении противоположного берега идет невысокая, (полметра над уровнем воды) песчаная коса, на которой также имеется несколько куч из крупных камней.

Кончается коса резким обрывом на глубину около семи - восьми метров.
Если оценить все увиденное мною на Чертовом мосту, то можно предположить, что если он и имеет рукотворное происхождение, то строили его точно черти. Обычные люди просто не смогли бы в древние времена достать такое количество огромных валунов, притащить их сюда и сложить в таком порядке.

А если создателями моста были черти, то и они оказались неисполнительными строителями, раз бросили свой объект в начальной степени готовности.
Повторюсь, во внешнем виде Чертова моста угадываются некоторые строительные технологии типа засыпки дна озера камнями в направлении хода дамбы, укладка на это основание крупных валунов, образующих непосредственно тело дамбы, отсыпка берегов дамбы более мелкими камнями, профилирование склонов и почти одинаковая высота и ширина дамбы на всем ее протяжении до того рубежа, где у чертей кончились либо камни, либо время, либо их чёртово терпение.

Если же смотреть на Чертов мост с современных позиций, то как транспортная коммуникация он был не нужен ни древним ливам, ни древним свебам.
От основания Чертова моста до того места, куда он был направлен на противоположном краю озера, по берегу всего восемь километров. Полтора часа ходьбы пешком.
В годы Великой отечественной войны Чертов мост был местом боевых действий. Зимой 1944 года с его берега советские воины по льду замерзшего озера уходили на штурм фашистских укреплений, расположенных на противоположном берегу. Напоминанием о тех событиях остаются длинные окопы, выкопанные сначала немцами, а потом советскими солдатами по всей длине каменистого гребня.

А легенда о древних свебах и ливах всё равно красивая. Надо верить в легенды. Тогда у вас появится желание поехать и проверить их. И может быть, даже найти подтверждение их истинности. Как на Чертовом мосту. Ну откуда здесь столько камней? И почему они лежат так, а не иначе? И куда, собственно, делись черти?

Сержант Назаров. Послесловие

Когда занимаешься поисковой работой долгие годы и погружаешься в практически не прекращающийся процесс осмысления её цели и результатов, поиска формулировок и эмоциональных определений причин, по которым ты в очередной (десятый или сотый) раз оказался в этом лесу или поле, в этом болоте или на этой высоте, то вольно или невольно начинаешь соотносить себя с теми, упавшими в бездну небытия, на чью историческую территорию ты наведался, навьюченный поисковой техникой и экспедиционным снаряжением. Когда ломаная линия твоих перемещений по лесу, бывшему когда-то давно полем боя упирается в точку, где ты с товарищами “цепляешься” за бойца, укрытого землей, за которую он сражался тогда, когда тебя на этой планете даже в проекте еще не было; когда твоя поисковая команда, отстояв на коленях несколько часов подряд в узком раскопе вынесла по косточке на свет божий того, чье имя ты в этот момент хочешь узнать больше всего, что имеет для тебя значение, ты, поневоле, начинаешь проходить с этим давно погибшим бойцом последние его шаги и домысливать то, чему он был тогда живым свидетелем. Собрав вокруг бойца все гильзы и осколки, раскопав до материкового слоя все заплывшие землей позиции и воронки от снарядов, ты, сквозь десятилетия мирной тишины, начинаешь проникать в ход и логику того далекого боя. Уже практически наяву, сквозь гущу современного леса ты видишь, как на просторы бывших полей выползают смутные, полупрозрачные силуэты вражеского войска. И вот, стоя на дне раскопанной тобой траншеи, на том самом месте, где еще несколько часов и семьдесят восемь лет назад лежал погибший в том бою боец, ты в своих мыслях уже не современный поисковик. Ты в этот момент - это Он, чье имя ты еще не знаешь. Еще не открыт его смертный медальон. Ты - на его территории и на его месте.

И он начинает рассказывать тебе. Как всё было тогда. И почему все пошло так, а не иначе.

Ты начинаешь думать как Он. Потому что тебе известна его боевая задача. Тебе про неё никто не говорил. Но ты знаешь, чем и благодаря кому закончилась та, не заканчивающаяся для тебя война.

В эти мгновения осмысления и проникновения на тебе его, поднятого тобой бойца, форма. И на тебе его же задача и ответственность.

Из-под нагретой июльским солнцем, пропахшей твоим солдатским потом стальной каски ты смотришь на противоположный край неширокого и ровного поля. Ты знаешь, что там вот-вот должны появиться фашисты. До этого момента ты только слышал про них на войсковых занятиях. Теперь тебе предстоит их увидеть.
Ты и твои товарищи, примчались из далёкой Башкирии сюда, на просторы себежских возвышенностей, только ради встречи с ними.

Они идут и едут в твою сторону, в сторону твоего дома, где остались твои родители, твои братья, жена и дети. Они ползут, чтобы убивать. Другой цели у них нет и они не скрывают этого.
Поэтому и должна состоятся твоя с ними встреча. И они должны умереть.
А чтобы они не прошли через твой рубеж, неся смерть и разруху твоему дому, ты сам должен быть готов умереть. Без истерики. Сражаясь деловито и спокойно, скрывая свой страх перед боевыми товарищами. Забрав с собой побольше вражьих жизней.

Перед встречей с врагом ты долго ехал, потом долго шёл, взбивая уставшими ногами пересушенную июльским зноем пыль проселочных дорог, уводящих тебя в зеленые просторы себежского приграничья. Потом, практически без перерывов на сон и еду, ты много копал, пилил, рубил, забивал и связывал, подготавливая основные и запасные позиции для своего подразделения.
Закончив с этим, ты получал пулеметы, ящики с патронами, патронные ленты, диски, обоймы, взрыватели, гранаты, связки осколочных рубашек к ним.
Расставлял и раскладывал всё это по огневым позициям.
Записывал на картонках от патронных ящиков цифры дальностей до рубежей открытия огня, ориентиры, углы и направления.
Вокруг тебя суетливо сновали десятки знакомых и не очень тебе людей в форме, делая ту же самую работу, что и ты.
Командиры торопливо перебегали между позициями, в десятый раз перепроверяя какие-то мелочи и давая команды.

Вся эта суматоха было буквально пронизано ощущением всеобщей тревоги, давящей на твое сознание напряжением перед встречей с неизвестным и неизбежным…

Под вечер, когда твое уставшее тело уже молило об отдыхе, ты, взяв с собой двух своих бойцов, побежал в ближайший тыл батальона за пайком на всё твоё отделение.
Можно, конечно, было бы отправить за пайком своих бойцов одних, но дело в том, что в армии всё положенное по нормам обеспеченности выдают под роспись командирам. Поэтому пошёл ты. Ты ведь младший командир в своём взводе. Это твоя забота.
Получив свертки, банки и коробки и рассовав всё это по вещмешкам, ты, вполголоса матерясь, тут же на кухне, получал перевязочный материал и еще какую-то непонятную тебе медицинскую хрень. А когда ты пробурчал себе под нос, что тебе и жратву-то всю не унести, а тут еще и медицину на тебя нахлобучили, усатый и охреневший от нервотрёпки фельдшер буквально наорал на тебя: - Бери, бля, что дают! Или ты, чёрт ленивый, будешь дырки от пуль в себе хлебом затыкать?!

И, осознав эту простую истину, ты пёр на себе, поднимаясь на дрожащих от перегруза ногах на крутой песчаный холм все эти пайки, свертки с перевязочными пакетами и еще чем-то, что старшина просто навьючил на тебя.
Буквально рухнув в дно своей пулеметной позиции, придавленный принесенным добром, ты не глядя рассовал в протянутые к тебе руки твоих бойцов все эти банки и свертки, решив для себя, что на жратву у тебя уже просто не осталось сил.
В этот момент ты думал только об одном - спать! Где угодно. Хоть на голой земле.

Однако сон так и остался в твоих мечтах. Ибо дел во взводе еще по горло. Надо посчитать своих бойцов, определить порядок их отдыха, выставить боевое охранение и установить порядок смен часовых, еще раз проверить установку на позициях пулеметов, порядок раскладки гранат и взрывателей, места размещения боекомплектов и ящиков с патронами…

А потом, проверив всё это - найти своего взводного и доложить ему по форме. После доклада - получить от него дополнительные команды и идти их выполнять. Так что, какой уж тут сон в июльскую ночь. Если и удастся подремать полусидя в траншее часик - уже в радость.

А когда рассвет еще толком не начался - ты уже снова на ногах. Почти бегом ты следуешь за своим взводным и проверяешь, глядя со стороны подходящего противника, как укрыты твои пулеметы, что будет видно противнику, а что нет. И так далее…

Сложно? А кто сказал, что будет просто? Это война, сержант. Сегодня 4 июля 1941 года. Запомни эту дату. Крепко запомни. Она важная для тебя и твоей судьбы.

Тебе и твоим бойцам повезло с позицией. Разместился ты на склоне высоты, что на левом фланге обороны взвода. А вообще - ты в центре холмистого района, размером два на полтора километра, протянувшегося вдоль государственной границы с неизвестной тебе страной Латвией, по которой сейчас ломятся фашистские дивизии, разгоняясь для броска в сторону Себежа, Великих Лук и Смоленска. Находясь на войне, очень быстро начинаешь учить географию…
Весь этот участок занят сейчас подразделениями нашего 391-го полка 170-й стрелковой дивизии. Ты со своими пулеметчиками - на самом передке. Тебе и встречать фашистов.

Перед нашим передовым оборонительным рубежом разлеглось ровное и широкое поле. За ним, по самому дальнему его краю проложена железная дорога. Из Риги в Москву. В Москву, чуешь, сержант?
Вот оттуда, из-за железной дороги и появится здесь фашист. На правом фланге обороны полка он пойдет по шоссейной дороге, прямо на Заситино, что у нас в тылу. Но это не твоя забота, сержант. На том направлении фрицев встретят тоже наши, да еще пулеметчики-москвичи, что в ДОТах обосновались. Ты видел эти ДОТы изнутри? Ух, махина, скажу я тебе! Но воевать в них я бы не хотел. Тесно там. Хрен выберешься, в случае чего. На поле, в просторе как-то сподручнее воевать. Да и небо над головой видеть приятнее, чем тот бетон. Видать те мужики, что в ДОТы полезли со своими пулеметами, совсем отчаянные. Должны они нам помочь. Их ДОТ видишь, прямо перед нашими позициями торчит. Из него по железной дороге поливать - самое то.

А задача у нас, сержант, будет самая простая. Пройти здесь к нашей обороне фашист сможет только по двум грунтовым дорогам, что пересекают железку левее и правее твоей позиции. По самой железке фриц не пойдет - там он будет как на столе. Он подойдет к ней из Латвии, через лес по тем самым грунтовкам. За железкой, у самой границы, застава наша пограничная. Она, конечно, там у себя уже окопалась. Но шансов у погранцов никаких, сомнут их фашисты. В штабе говорят, что их целая дивизия сюда прёт. Вся дивизия на этих дорожках, конечно, не поместится, но какой-нибудь полк - вполне. А полк, сержант - это много. Потому, что нас мало. Ну, не так, чтобы совсем мало. Но для того, чтобы фрица удержать, надо бы побольше.
Да ты особо не горюй. Пулеметов у нас в достатке. Патроны, гранаты, мины, всё это есть в штатном количестве. Штыки, в конце концов. Чем не оружие против мирового зла?

Так вот. Продолжаю рассказывать. Фриц, как я уже сказал, через железку перемахнуть может только вот по тем грунтовкам. Он ведь идет сюда с техникой: пушки тянет, минометы, боеприпасы и прочий арийский хлам. А его на себе особо не поносишь. Нужны дороги. Чтобы возить.
А чтобы он их сюда не привез - есть у тебя, сержант, твои пулеметы и пулеметчики к ним. Вот этим и воевать будешь. Не за страх, а по присяге, Родине данной и ею принятой.

Всё, пошли на позицию. Сильно гудит на той стороне. Скоро накинутся на нас эти черти коричневые. Хоть и обед уже скоро, а поесть хрен получится. Ничего, голодными злее будем.

Вот, пришли. Прыгай вниз, в траншею. Иди к пулемету. Смотри, видишь железку и две грунтовки на переезде? Тут метров по четыреста. Пуля летит меньше секунды дотуда. Вот по ним и будешь лупить из своих “Максимов”. “Дегтяри” пока в ход не пускай, патроны не жги. Они понадобятся, когда фашист через железку перемахнёт и на поле выйдет. Вот тут, накоротке, “Дегтяри” и выступят. А еще, пока время есть, дай бойцам команду осколочные рубашки на РГДшки надеть. Потом некогда будет...

О! Слышишь? За железкой стрельба началась! Это погранцы на заставе фрица встретили. За лесом отсюда не видно, но, судя по грохоту, нешуточно они там схлестнулись. Какое-то время погранцы противника удержат, а когда подойдут его основные силы, тогда и наша очередь придет. Ты, кстати, пройди по траншеям и скажи своим бойцам, чтобы от волнения перед боем на жратву не нажимали. Не дай бог ранение в живот. От пустых кишок меньше проблем, внутрь брюшины ничего не вывалится...

Прошёл? Ну, и как там твои орлы? Молчат? Ну и правильно! Чего теперь молоть разговоры разные. Сейчас все одинаково думают. На всех одна затея. Про смертушку сильно не беспокойся. Она смелых да умелых стороной обходит. До поры, до времени…

Смотри-ка ты, долго погранцы фрицев там у себя держат. И взрывов пока не слышно. Видать минометы немец пока не подтянул. Как подтянут - беда. Застава на краю леса поставлена, минами сложновато сразу попасть. Но когда пристреляются фрицы, погранцам крышка.
Им бы к нам отойти, чтобы сподручнее отбиваться было, но они с границы не уйдут. Такой у них порядок. Из задача - умереть громко, чтобы позади них все успели приготовиться. А они полягут все, но ходу вражите не дадут...

Ну вот, накаркал я, пошли у фрица минометы в ход. Как-то резко и плотно разрывы идут. Значит основные силы у него подошли. И калибры там серьезные, по звуку понятно. Ладно, не дрейфь! Мы тоже не пальцем деланные. Позиции у нас подготовлены, оружие готово, люди на местах и дело своё знают. Теперь только давай-поворачивайся.

Слушай, а может мне помолчать, пока ты всё это себе представляешь? Хотя, нет! Буду тебе дальше рассказывать, что здесь и как было. Ведь ты сам захотел всё это как я прожить и прочувствовать. Ты же сам за мной пришёл сюда, на мою позицию. И поскольку ты у меня в гостях, я хочу с тобой наговориться вдоволь.

Опа! Смотри! На переезде! Мотоциклисты немецкие выскочили! Два пока вижу. Остановились и в бинокли в нашу сторону смотрят. Давай быстро команду пулеметы с брустверов вниз убрать. Нехрен фрицу знать, что у нас тут и как.

Ёлки-палки! Нам бы сейчас бинокли, чтобы посмотреть, что на той стороне железки делается. А бинокль во взводе у нас только один - у комвзвода. Он то сейчас во все глаза в него смотрит. Ладно, увидит что-то важное - команда от него до нас дойдет. А не будет дополнительных команд - действуем, как определились вчера: через железку фашиста не пускать. Пусть за ней торчит. Сколько мы его там продержим - не знаю. Сколько сможем. Надо, чтобы в Заситино и Белых Ключах наши успели поглубже закопаться. Эх, артиллерии мало у нас. Сорокопятки все в Заситино поставили. А крупный калибр где-то в Броканово обосновался. Оттуда через гору будет по фрицам свои снаряды кидать. Жаль, что пристреляться они там не успели толком: так, только дорогу на Могили пристреляли и всё. А на нашем направлении только мы сейчас выставлены, да пехота в окопах между пулеметными позициями...

Во, поехали фрицы на своих мотоциклах дальше, в сторону Ильино. Не, не, стрелять не надо! Не раскрывайся пока. Всё равно никуда не доедут. Там на дороге наши саперы мин понатыкали.

Смотри-ка ты, какой фашист смелый к нам пришёл! Даже дорогу не проверил, сразу в галоп перешёл. Ну да ни…

Ба-бах! Есть! Видел, как переднюю мотоциклетку развалило? Фрицы, как тряпки разлетелись! Вот и ладненько! Спесь с них теперь сойдет! Помедленнее будут ноги переставлять. Пусть думают, что у нас здесь всё минами заложено. А нам дополнительная передышка перед боем...

О! ДОТ заработал! Смотрим, что там такое? Ага, на правофланговом переезде пехота фрицевская нарисовалась. Рановато, конечно москвичи в ДОТе стрельбу открыли, я бы подождал, пока побольше немца на поле выйдет. Ну, да ладно! Парням в ДОТе тоже надоело без дела сидеть, пусть постреляют...
Смотри, боец твой к нам бежит, явно с донесением от командира. Что там? Ага, передовые наблюдатели засекли, что немцы через правый переезд пушки тянут, явно ДОТ гасить будут. Ясно, смотрим дальше.
За эти пушки гансовские можно не беспокоиться. Как только немцы их поставят, чтобы по ДОТу прямой наводкой стрелять, они свой фланг нам откроют. А у нас прямо напротив них расчет Парьева и Резанцова сидит. Эти такого не пропустят. Глазастые. И рука у них тяжелая...
Ты на свой переезд смотри, немец сейчас лавиной попрёт, через насыпь будет прорываться...

Ну, вот и они, черти крашеные. Что у них там за железкой маячит? На дороге, что к переезду ведет? Не видишь? Да и я плохо разбираю. Жарко! Марево от рельсов идет, сквозь него резкости нет...
Неужели броневики подтянули? Это плохо. У нас только батарея минометов. Из них по броневику не попадёшь. Вот чёрт! Давай, отправляй бойца к комвзвода, пусть докладывает, что фриц через железку здесь на броне пойдет.

Ёлки-палки! Надо бы бойцов с гранатами к самому переезду отправить. Пока фриц на той стороне топчется, они по полю незаметно к переезду подберутся и залягут там. А как только броневики через переезд пройдут, так они их гранатами.

Что? Как бойцы обратно вернуться? Да… это большой вопрос. Ответ сам знаешь? Или подсказать? Это война, сержант. Тут у многих будет билет в один конец...

Во, броневик поехал. И остановился. Прямо на переезде. Я всё понял! Фриц из броневика сейчас в бинокль нашу оборону рассматривает. Мотоциклисты-то ничего из того, что увидели, доложить не успели. А этот фриц бронёй прикрылся и наблюдает. Эх, нам бы пушечку сюда. Наши артиллеристы эти смотрины вмиг бы прекратили...

Наш правый фланг уже вовсю по фашисту лупит из всех стволов. Держат вражину за железкой. И пушки не дали на эту сторону перетянуть. Парьев со своими, смотри, расчет орудия фрицевского перебил на поле...

Да, из броневика наши позиции сейчас видны отлично. Столько песка на поверхность вынуто. Он для немцев сейчас как фольга блестит. Сообразят, паразиты, где и что у нас устроено.

Ты пулеметы пока держи внизу, на дне позиции. Не надо их фрицу показывать. Путь думает, что здесь один ДОТ воюет и пулемётов наших негусто...

Время к вечеру уже, солнце сейчас как раз над железкой висит. Наши позиции как прожектором освещает. А вот нам придется против солнца стрелять, если что. И фриц это понимает. Поэтому, пойдет он наши силы пробовать как раз вечером, когда солнце нам прямо в глаза светит.
Ладно, мы ту железку еще днем всю разглядели, разглядим и против солнца. К тому же, у нас пулеметы, им снайперская точность не нужна...

Смотри-ка, пошла пехота немецкая, как раз перебегают через переезд и внизу в кювет прячутся.
Давай, заводи свою шарманку! Пулеметы на бруствера, проверить прицелы и - огонь!

На нашей левофланговой позиции всё враз ожило. Станковые “Максимы” хлестали огнём по железной дороге, переезду через неё, поднимая там пыльные фонтаны и разбрасывая вокруг визжащие рикошеты.
Перебравшиеся через железную дорогу фашисты прятались за высокой травой под насыпью, но их выкосили, стреляя прямо через траву.

Ёлки-палки! Вот это плохо! Вот это очень даже хреново! Наши пулеметные ленты через каждые три патрона снаряжены трассирующими пулями! И фриц видит по следу трассы, откуда она идет. Сейчас засекут наши позиции и начнут их давить...

Сколько мы там положили тех фрицев? Отсюда не поймешь. Но раз перестали по насыпи бегать, значит бздят сюда лезть.

Значит первая их атака захлебнулась! А мы живые и потерь у нас нет...

Всё! Сумерки. Не видно больше фашистов ни у нас, ни на правом фланге. За насыпью то они сидят, силы накапливают. С их стороны звуки моторов и всякий шум очень хорошо слышны. Готовятся к завтрашнему побоищу. Ночью они атаковать не станут на незнакомой местности, на которой еще и ДОТов понатыкано.

Стрельба закончилась и можно пройтись по позициям. Пошли, покажу тебе, где у нас и что.

На соседней справа высотке тоже “Максим” и пара ДП угнездились. Они прямо молодцы сегодня, целое отделение фрицевское с насыпи снесли.

За высоткой слева, наше стрелковое отделение с одним ДП обосновалось. Им сегодня работы особой не было, поскольку железку они не видят. Их задача - гасить вражью пехоту, когда она на поле выйдет. Там у них Пашка Сухих старший в отделении...

Можно, конечно, было бы до правого фланга сходить, к Резанцову с Парьевым, да без команды взводного нельзя. На тебе левый фланг. Вот здесь и хозяйничай. А на правом сам взводный рулит...

Давай, сержант, команду к ужину. Пусть народ животы порадует. Горячего, нам, конечно не дадут, а вот с сухпайками у нас полный порядок. Можно даже разогреть на огоньке консервы.

Топором ломай ящики от патронов, коли из них лучину и строй на дне траншей костерок. А для розжига нет ничего лучше, чем порох из патронов. Достаешь из гильзы пулю, высыпаешь и неё порох и - все дела! От пары патронов пороха вполне хватает, чтобы костёр разжечь...

Сегодня тебе, сержант, хоть пару часов надо ночью поспать. Завтра у нас будет тяжелый день. Огорчили мы фашиста по-максимуму. Полезет в драку, как пить дать. И надо тебе иметь голову свежую, чтобы грамотно боем руководить на своём участке...

Темного времени в начале июля - часов шесть. За это время все успели по паре часиков покемарить в своих траншеях. Особого облегчения этот сон никому не принёс, но нервный перегруз немного разбавили.

А вот с утра 5-го июля всё у нас пошло по жёсткому варианту.


Рано утром, пока бойцы, сидя в тыловых траншеях завтракали остатками вчерашнего сухпайка, над их головами, жужжа на излете, пролетели несколько мин. Самих минометных выстрелов ты и твои солдаты, естественно, не слышали: у фрицев минометы установлены в километре за железной дорогой. Пущенные издалека мины слышно, когда они уже подлетают к земле. Но не всегда хватает времени, чтобы понять что к чему и успеть укрыться от разлетающихся после взрыва осколков.

Первые мины прилетели и упали за занятой твоим отделением высотой, там, где разместился хозвзвод и санитарная часть. Грохот от взрывов был каким-то неестественным: сухим и звонким.

В той стороне зазвучали крики раненных и матерщина тех, кто не попал под осколки. С твоей позиции ничего в месте падения мин не видно , но тебе это и не нужно.

Твои бойцы попрыгали в свои траншеи и торопливо побежали на свои места, суматошно застегивая ремни на касках.

Ты, убедившись, что на поверхности земли никого нет, ныряешь в центр передовой пулеметной позиции и, чуть приподняв голову над песчаным бруствером, вглядываешься в линию железной дороги, ожидая начала вражеской атаки.
Но на железке никого нет. Фашистская пехота в атаку не пошла. Зато воздух наполнился шипением и свистом летящих на тебя мин.

Ба-бах! И еще! И ещё! И вот ты уже не считаешь разрывы, вжимаясь в трясущиеся и осыпающиеся песчаные стенки твоего окопа.
Знаешь, сержант, что такое - время остановилось? Это вот как раз в такие моменты. От свалившегося на тебя грохота, колыхания горячего воздуха, какого-то непонятного звона и свиста, ты вообще перестаешь понимать ход времени. Все чувства прибиты к земле. Все, кроме одного - и это не страх. Страха нет, потому, что не виден его источник. Единственное, что поселилось в тебе сейчас - это полное оцепенение...

Фашисты перепахивали минами твою и соседние высотки минут тридцать. Все эти минуты ты сидел на корточках на дне своей позиции, упершись спиной в ее песчаную стену и закрыв уши руками. Больше ничего ты не делал, ибо ни в чем другом смысла не было.

Ты даже не понял, когда закончился вражеский обстрел. В грохот и свист последних разрывов внезапно вплелась звонкая трель пулемета с соседней позиции.

“Немцы”! - это даже не крик был, а электрический разряд, пущенный по линии твоих траншей и подбросивший всех вас вверх, ставя на ноги.

И вот твоя голова в широкополой зеленой каске уже торчит поверх бруствера, а твои глаза сверлят стелющийся над землей дым, проникая сквозь него в направлении железной дороги.

Точно, фрицы! Словно муравьиный поток, они хлынули через переезд, разбегаясь по дальнему краю поля и залегая в придорожную траву.

Никто и никакой команды на открытие огня твоим пулеметчикам не давал, но она и не нужна. Теперь твой взвод работал как единый боевой организм. Станковые пулеметы тряслись на своих станках, поводя по сторонам изрыгающими смерть раскаленными стволами.

На твоей позиции расчет “Максима” буквально прикипел к своему стреляющему оружию, не обращая внимания на вражеские пули, взбивающие пылевые фонтаны на брустверах и вспарывающие поверхность утоптанного дёрна.

С насыпи по позициям взвода тоже лупили немецкие пулеметы, но твои бойцы передавили их один за другим….

Вражеская атака закончилась также внезапно для нас, как и началась. Фашисты перед нами просто кончились. Но облегчения это никому из нас не принесло. Все понимали, что это не победа, а просто передышка в долгой и неожиданно - очень трудной войне.

За насыпью железной дороги развернулось целое вражеское войско и оно быстро не кончится.

Вот такие дела были у нас в этом месте, сержант…

После этой атаки была еще одна, но и ее мы отбили. Ты тогда пошёл по позициям на своём левом фланге и картина там была тяжкая. Несколько прямых попаданий минами в траншеи и пулеметные гнезда. Погибли пять твоих бойцов. Причем трое - в клочья.

Ты тогда сам себе удивлялся, что смог смотреть на это кровавое месиво из человеческой плоти и рваного тряпья на нём. Опознать этих бойцов тогда ты не смог, не по чему было. Их смертные медальоны улетели, сорванные с тел вместе с кусками формы.

Двое погибших были целехоньки. Только бурые пятна на груди и животе: там, куда вошли осколки. Посмотрев в их землистого цвета лица, ты спокойно залез к ним в карманы, нащупывая в них капсулы смертных медальонов.

По приказу, ты должен был забрать из смертного медальона один бумажный вкладыш, а второй положить обратно в капсулу и оставить её при теле погибшего. Но, повертев капсулы в руках, ты понял, что класть крохотный бумажный свиток тебе некуда. Разве что в забитые песком карманы гимнастерки. И ты решил, что заберешь медальоны целиком и отнесешь их в штаб, чтобы там учли твоих бойцов как погибших.

Вытряхнув из правого кармана гимнастерки набившийся песок, ты положил туда смертные медальоны и заторопился в штаб батальона.

Спустившись по обратному скату высоты в узкую низину, ты вышел в расположение вашего хозвзвода и санчасти. Там всё было разгромлено. Взрывами раскиданы какие-то ящики, тряпки, бумага и среди этого - погибшие люди. Те, кто вчера выдавал тебе все эти коробки и свертки с банками, из которых потом кормились твои солдаты.

Обойдя стороной это развороченное разрывами место, ты наткнулся на лежащее среди кустов мертвое тело. Это был пожилой, усатый фельдшер. Тот самый, кто материл тебя, засовывая тебе в руки свертки с перевязочными пакетами.

Внезапно ты остановил ход своих мыслей на том, что тебе очень жалко этого погибшего немолодого и при жизни - очень ответственного дядьку. Вот почему он лежит здесь мертвый, в этих кустах, подобно большой измятой тряпке? И кто теперь будет его хоронить? Где? Кто знает его имя?

Наклонившись над убитым, чтобы искать его смертный медальон, ты с чего-то вдруг обратил внимание на висевшую у него на ремне алюминиевую флягу.

Машинально, даже не понимая зачем, ты отстегнул от мертвого тела флягу и в каком-то оцепенении открутил крышку. Во фляге был спирт. Чистый медицинский.

Вот, дядька! - подумалось тебе - правильный ты был человек… После смерти спасибо тебе от незнакомого сержанта.

В штаб ты не пошел. Решил, что отдашь смертные медальоны своему взводному, когда он к тебе на левый фланг придет.

Но, не пришел к тебе твой взводный. И ни к кому он не пришел… И где лежит он, до сих пор никто не знает.

Пока ты ходил, твои бойцы почти заново откопали полузасыпанные позиции и сидели в них в полудреме, вздрагивая в моменты, когда сон начинал глушить их сознание...

А потом, сразу после обеда был еще один артиллерийский налёт. Около часа шатало и трясло твои позиции. Ты торчал в своей левофланговой траншее и уже привычно - за один день привык - замирал при каждом подходе волны летящего сверху воя и паскудного шелеста. В этот раз ты решил не сдерживать себя и отхлебнул из фельдшерской фляжки.

Помогло не особо. Нервы, натянутые сильнее струн, отказывались подчиняться прокатившемуся вниз по горлу приятному жжению.
Не, больше не буду - решил ты и пристегнул початую флягу на свой ремень...

Ну, а дальше что… Тот снаряд ты, конечно же, не услышал.Он, падая с высоты, выбрал почему-то твою позицию.

Ты тогда привстал в окопе, чтобы посмотреть, не пошли ли немцы в атаку, пока их артподготовка не закончилась.

И не боялся ты уже ничего. Стоял и смотрел.

Пятнадцать килограммов разогнанного до сумасшедшей скорости металла, начиненного взрывчаткой, ударили прямо в бруствер твоей позиции, в метре от тебя.

Ты ничего не почувствовал. Просто перестал видеть и слышать….

Ладно, вылезай из моего окопа. Что за работа у тебя такая странная - поисковик. При нас таких не было.

А потом вы пришли на мою позицию. Сколько времени, говоришь прошло? Семьдесят восемь? Три четверти века. Это много.

Что? Еще и товарища моего нашли? Где? На другом конце траншеи? А фамилия как? Не знаете… А, пока не знаете. Ну, вы же способные - узнаете.

Как? И Парьева с Резанцовым нашли? И Пашку Сухих? Ох, жалко, не выжили парни…

А я вот тебе битый час уже рассказываю, как и что здесь со мной было, а сам представиться так и не сподобился.

Я - Назаров Тихон Егорович, сержант, младший комвзвода. В двенадцатом году родился, тысяча девятьсот. Из Башкирии родом.

Вот мой смертный медальон, открывай. Там всё написано.

5 июля 1941 года я погиб. Это вы уже сами знаете.

А подо мной та фляжечка лежит, целехонькая. Снимай крышку. Помяните уж нас, не брезгуйте спиртиком дядьки того усатого. Как знал он, что пригодиться его запас.

А меня домой отвезите. Я, когда уезжал на войну, знал, что мы победим. И что я вернусь, тоже знал. Очень даже в это верил...

Никогда не отступайте. Ни в бою, ни в поиске...

Холодные бетонные стены, гулкое безмолвие тёмного подземелья и стойкое ощущение присутствия здесь того, что не возможно увидеть глазами.
Когда непосвящённый человек среди нагромождения кустов, деревьев и высоченных папоротников внезапно натыкается на это сооружение, его первая естественная реакция - замереть на месте и присмотреться. Слишком зловеще выглядит приземистая, вросшая в землю серо-коричневая монолитная конструкция, вглядывающаяся в непрошеного гостя бездной своих пустых амбразур. 
То, что это объект военного назначения, не вызывает никакого сомнения с первых секунд визуального знакомства: гражданским людям такие конструкции, вкопанные по самую крышу и без видимых входов-выходов совершенно не нужны. В них нет никакого простора, да и самого воздуха внутри, кажется, тоже нет.

И тем не менее, не смотря на зловещий облик, восемьдесят лет тому назад эти бетонные громады были построены здесь для людей. Для одних людей, чтобы уничтожить их, для других — чтобы сохранять им жизни как можно дольше.
ДОТ — долговременная огневая точка—так военная терминология формулирует назначение и конструкцию этого сооружения. Сотни тонн бетона, щебня и толстенной арматуры спрессованных в один прочнейший монолит. Всё это глубиной в два-три этажа и закопано в грунт по самые «брови». Выглядит опасно и сверхнадёжно.
Как только оказываешься внутри такого ДОТа, то ощущение его прочности и нерушимости ещё более усиливается. Стены и потолки укреплены толстенными стальными листами, пробить всё это, как кажется, невозможно никаким оружием.
Вся прилегающая территория просматривается из широких амбразур - незаметно врагу не подобраться. Рядом с одним ДОТом на удалении прямой видимости находятся другие такие же сооружения. Все они создают ощущение неприступной для противника крепости и совершенно нерушимого рубежа обороны.
Но, как и любое рукотворное оружие, сама по себе крепость воевать не будет. Главная сила любой обороны — люди, а стены- это только их опора и защита.

27-29 июня 1941 года в этом глухом нынче месте было очень людно — сюда, на старую государственную границу РСФСР с буржуазной Латвией из Москвы прибывали бойцы пулемётных батальонов, назначенных для обороны рубежа Себежского укрепрайона. Их единственной задачей было занять только что построенные, но невооруженные железобетонные ДОТы и удерживать их под натиском наступающих фашистов до самой последней возможности. Ключевое слово здесь — последней...
В том, что фашисты прорвутся через Себежский укрепрайон, у командования нашей 22-й Армии сомнений не возникало - слишком велик был у них перевес в технике, живой силе и тактическом наполнении боевых действий. Весь вопрос был только в одном: какой ценой противник выполнит свою задачу. Цена эта состояла всего из двух простых составляющих — время и жизни вражеских солдат. Чем дольше фашисты будут ломать нашу оборону на линии укреплённого района и чем больше будет у них при этом потерь в личном составе и технике, тем легче будет нашим стратегическим резервам разворачиваться на новых оборонительных рубежах в глубине страны.
Вот так просто это звучит сейчас для нас, изучающих уроки Великой Отечественной войны с дистанции прошедших десятилетий.
Для тех же, кто 78 лет назад мчался сюда в эшелонах из центра нашей Родины, всё это было наполнено другим смыслом. Именно им предстояло решить поставленную задачу с первого раза и, судя по складывающейся обстановке, ценой своей жизни. В спешащих в Себеж эшелонах ехали не суперсолдаты, имеющие многолетний опыт войны и выживания на фронте. Защищать ДОТы Себежского укрепрайона доверили вчерашним рабочим московских предприятий и учреждений, призываемых в войска в спешном порядке.
Ни они сами, ни их командиры до этого момента ДОТов никогда в глаза не видели. Не говоря уже о владении тактикой обороны в них. Для них тогда был один вариант — война план покажет.
Всему этому солдаты и командиры наших пульбатов могли противопоставить только меткость своей стрельбы и решимость выполнить поставленную задачу ценой своих жизней. В этом, в принципе и заключается долг солдата перед Родиной и своим народом.
Основная сила ДОТа, заключённая в прочности его стен, дающих бойцам надежду на выживание даже под сильным огнём противника, являлась одновременно и его основной слабостью— покинуть ДОТ, окружённый врагом не было никакой возможности. Как только противник начинал контролировать всю территорию вокруг ДОТа, шансы его защитников на выживание становились нулевыми. Оставалось только одно — сражаться до последнего и продать свои жизни как можно дороже.
Понимали ли это бойцы и командиры наших пульбатов, спешно готовившие свои ДОТы к бою в первые июльские дни 1941 года? Естественно. Не могли не понимать. Они же видели местность, дороги и направления, с которых будут подходить фашисты. Им было известно, что наших войск отчаянно не хватает, чтобы создать здесь прочную оборону. И что очень быстро они в своих ДОТах окажутся в окружении.

Этот затерянный в глухомани себежских болот остров невелик: всего 700 на 300 метров. Когда мы добрались до него несколько лет назад и нашли на нём сразу четыре ДОТа, то были сильно удивлены. Что здесь такого стратегически важного нашли наши военные фортификаторы в тридцатых годах прошлого века, что надо было защищать силами этих дорогущих сооружений?
Старые карты и схемы строительства Себежского укрепрайона дали нам мгновенный ответ — дороги. Дороги, идущие из Латвии вглубь Советской России и были тогда поистине стратегическими объектами, на защиту которых не жалко было тратить цемент, железо и миллионы советских рублей.
Остатки одной единственной дороги мы нашли на этом заросшем густым лесом острове очень быстро, она проходила в прямой видимости из больших пулеметных амбразур сразу двух ДОТов.
После разведки местности сразу стало понятно - именно два центральных ДОТа, вкопанные в западную и восточную окраины острова и стали местами сильных боёв 4 - 6 июля 1941 года, когда сюда подошли наступающие на Себеж немецкие войска. Пройти по единственной здесь дороге минуя эти оборонительные сооружения было невозможно — кругом обширные болота.
На местности, которая когда то и была дорогой, мы сразу же стали находить следы сильных боевых действий: стрелянные гильзы, запасные стволы к пулеметам, осколки мин, остатки телег и даже автомашин.
На поверхностях наших ДОТов, обращённых к дороге нами также были обнаружены отметины, свидетельствующие об обстреле их снарядами, минами и бронебойными пулями.
Очень быстро сложилась картина случившегося здесь сражения 4-6 июля 1941 года.
Наших войск здесь было немного. По крайней мере, единого и сплошного полевого рубежа обороны наши подразделения здесь создать не смогли, не хватало сил. Единственная задача, которую подразделения 391 полка 170 стрелковой дивизии сумели решить наличными возможностями - перекрывать группами пехоты ведущие вглубь советской территории дороги, цепляясь за каждую высотку, за каждый поворот. Сбивать темп наступления фашистских войск и выбивать его пехоту.
Особая надежда была на ДОТы, способные, как казалось тогда, долго удерживать наступающего противника без участия многочисленных полевых подразделений советских войск. Как показала практика, эта надежда очень быстро превратилась в заблуждение, оплаченное жизнями сотен советских солдат, честно и полностью отдавших свой воинский долг.
Итак, когда фашистские подразделения 290 пехотной дивизии вермахта, сбивая боевые заслоны 170-й стрелковой дивизии вошли на территорию опорного пункта Батово Себежского укрепрайона, их встретил пулеметный огонь нашего центрального пулеметного ДОТа N 246. По всей вероятности, фашисты не ожидали здесь серьёзного сопротивления наших войск и поэтому пёрли по дороге в полный рост, имея в составе передовой колонны даже топливозаправщик.
Итог первого столкновения с нашим пульбатом на западной границе опорного пункта был для фашистов печален - топливозаправщик сгорел вместе с водителем (бренные останки этого ганса и горелые куски машины мы нашли достаточно быстро), колонна гужевых повозок, перевозящих саперное и инженерное имущество разгромлена и всё их барахло раскидано по сторонам от дороги.
После этого мощного пулемётного обстрела фашисты выдвигают вперёд группу своих пулеметчиков на мотоциклах, которые начинают массированный обстрел нашего центрального ДОТа, заливая его большие амбразуры тысячами пуль. Следы этого обстрела до сих пор отлично сохранились на маске нашего сооружения.
Пока немецкие пулеметчики ведут пулеметную дуэль с нашими бойцами в ДОТе, их камрады подтягивают сюда автоматическую зенитку и она начинает лупить по ДОТу прямой наводкой.
Особого эффекта это немцам не даёт: стены ДОТа слишком прочные для этих боеприпасов, а огонь наших пулеметчиков достаточно точен: из ДОТа «прилетает» и мотоциклистам и зенитчикам.
Наступление фашистов останавливается и они начинают обходной манёвр на окружение нашего опорного пункта.
Это тоже не заканчивается для них удачей. Начав обход центрального ДОТа 246 , фашисты очень быстро оказываются в зоне поражения соседнего ДОТа 245 и несут там значительные потери. Бой переходит в затяжной и в этот день немцы здесь продвижения не имеют.
По всей видимости, ночь с 4 на 5 июля противник проводит здесь неподвижно - в темноте ганс тогда продвигаться опасался. Наши бойцы в ДОТах тоже были начеку и спать им было некогда. Да особо и негде: внутри ДОТа никакого комфорта не имелось. Теснота и темень, разбавленная светом жидкого пламени керосиновых фонарей. Всё более-менее свободное пространство сооружения занято ящиками с боеприпасами да емкостями с водой для пулеметов. Так что, если и спать, то только сидя на полу и вполовину глаза. А ещё внутренние и особенно подземные казематы ДОТа очень плохо проветривались. После активной стрельбы там стоял смрад от сгоревшего в стволах пороха. Одних только этих обстоятельств должно хватить, чтобы довести гарнизон ДОТа до исступления. Однако, никаких срывов у наших бойцов не было: воевали они самоотверженно и хладнокровно. В большей части пульбаты были укомплектованы людьми уже не юного возраста; 25 лет тогда - это уже совсем состоявшийся мужчина, без подростковых комплексов и заблуждений. Естественно, нервы у всех наших бойцов были на пределе. Особенно, если учитывать то, что они отлично понимали — выход на свежий воздух и сохранение жизни — только через плен. Пробиться из ДОТа и уходить было некуда, вокруг на километры болота и поля, где вражеская пуля догонит за секунды. Поэтому выход только один — сражаться без шансов на выживание.
Заслуживают ли эти люди нашего уважения и преклонения перед их стойкостью? Вне всякого сомнения.
5 июля 1941 года фашисты окружили весь наш узел обороны и их передовые части пошли дальше - в сторону соседнего опорного пункта Себежского УРа - Заситинского.
Наши же ДОТы 245 и 246 продолжали сражаться до тех пор, пока центральный ДОТ 246 не был подавлен огнём фашистской артиллерии. Внутри сооружения отлично видно место попадания вражеского снаряда, взорвавшегося во внутреннем каземате. Затем ДОТ забросали гранатами.

Когда мы практически восстановили ход боевых действий в этом месте обороны, мы стали искать место захоронения наших погибших в ДОТе 246 солдат. То, что фашисты вынесли останки и захоронили их где то недалёко, в этом сомнений не было.
Пять лет и множество поисковых выходов в этот район потребовалось нам, чтобы обнаружить останки наших воинов. Они были найдены в июле 2019 года во время Вахты Памяти, организованной поисковым объединением Псковской области «След «Пантеры».
Как показали наши поиски, погибший гарнизон состоял из 10-ти человек. При останках были обнаружены два смертных медальона. Один сейчас находится на экспертизе и мы надеемся, что он будет прочитан.
Второй медальон мы прочитали прямо в поле. Он хорошо сохранился и имя солдата теперь возвращено Родине и его семье: Федоров Сергей Иванович. 1914 года рождения. Уроженец Москвы.
В течение месяца в результате активной работы наших поисковиков нам удалось найти родственников Сергея Ивановича — его дочь и внука. Они уже извещены о том, что их отец и дедушка не пропал без вести, а геройски погиб за Родину.
Похоронен Сергей Иванович, как и весь гарнизон ДОТа 246 на братском воинском кладбище в Заситино.

Родственники Сергея Ивановича прислали нам два его фото. На одном из них он с женой незадолго до начала войны. 

Таким Сергей Иванович 78 лет назад вошёл в свой ДОТ 246. Таким мы его будем помнить.


Вот и вся история....

Война, это не только стрельба, беготня, кровь, пот и трупы. Это ещё и куча отчетных и планирующих документов, с которыми работает большое количество людей на передовой и в тылах.
Если письменные (рукописные и печатные) документы штабов давно нам привычны, то документы рисованные почти всегда вызывают некое восхищение.Это и понятно: рисунки , сделанные именно как штабные документы встречаются крайне редко и поэтому их рассматриваешь не только как документ, но ещё и как элемент творчества солдата или офицера.
Чем отличается фотография от рисунка? Именно тем, что разум и рука художника выделят на рисунке важные детали и расставят соответствующие акценты. А фотография (если она не художественная) покажет то, что видит объектив, а не глаз и фантазия фотографа.

Вот архивный рисунок начала 1944 года, сделанный в районе высоты 173.1, что у озера Братилово в Себежском районе. Высота эта примечательна тем, что в 1944 году бои за овладение ею наши войска вели почти полгода. Причём в некоторые моменты эти бои превращались в настоящие сражения с засевшими на высоте и вокруг неё гитлеровцами.
Чем нам интересен этот рисунок? Прежде всего тем, что неизвестный художник из 83 стрелкового корпуса изобразил на нём высоту максимально контрастно, выделив характерные складки местности. Ясное дело, что в процессе рисования он долго разглядывал её в бинокль или стереотрубу. Иначе с расстояния около километра он бы не заметил важные особенности рельефа, которые наша наступающая на высоту пехота должна была использовать для продвижения по склонам и укрытия от огня противника.
Второй момент: художник немного «развернул» высоту по фронту, показав её правый фланг более открытым, чем он был на самом деле. Это важно для планирования действий наших штурмовых групп на правом фланге наступления.
Третий момент: сейчас высота выглядит совсем по другому. После полугодовых артиллерийских обстрелов её вершины и склонов, она уменьшилась в размерах, изменились перепады высот. А сегодня она вся поросла лесом и высотой совсем не выглядит.

Во время штурмов высоты 173.1 наши войска столкнулись с применённой гитлеровцами инженерной хитростью. Дело было в том, что высота, как можно увидеть на рисунке выглядит двуглавой на её правом фланге. По более высокому участку, обращенному в сторону наших наступающих войск, фашисты разместили передовые траншеи, а на более низком уровне, находящемся за закруглением склона, были оборудованы траншеи второго рубежа обороны.
И вот от этого второго рубежа к первому гитлеровцы оборудовали настоящий подземный ход длиной 300 метров, перекрытый бревенчатым накатом и засыпанный большим слоем грунта. С поверхности этот подземный ход вообще не виден, а его выход на вершину был ещё и тщательно замаскирован.
Когда наши штурмовые группы сбивали фашистов с вершины и занимали вражеские траншеи, из подземного хода, выведенного в один из заглублённых блиндажей, внезапно для советских бойцов появлялись гитлеровцы и атаковали их, возвращая высоту под свой контроль.
Таких внезапных атак «из-под земли» фашисты провели достаточно много, что принесло нашим войскам большие потери.
Как рассказывали очевидцы тех сражений на высоте 173.1, подземный ход наши бойцы обнаружили только тогда, когда фашисты были окончательно выбиты с высоты и отброшены в район деревни Швары. А до этого момента, на протяжении четырёх месяцев высота не раз переходила из рук в руки, причём прочно закрепиться на ней нашим войскам не удалось ни разу: фашисты сбивали наши подразделения либо мощнейшим артиллерийским огнём, либо контратаками своей пехоты, поддерживаемой бронетехникой.
Ввиду больших потерь наших подразделений во время непрекращающихся штурмов и отсутствия значительных резервов для пополнения личного состава, выдвинуть на захваченную высоту большое количество пехоты для ее удержания было невозможно. Поэтому и погибали наши штурмовые группы на вершине высоты или от артобстрелов, или атакуемые гитлеровцами из подземного хода.
Остатки подземного хода ещё сохранились и его можно рассмотреть со стороны тыловых немецких позиций. Только сейчас этот подземный ход обвалился и выглядит как глубокая оплывшая траншея.
На рисунок я нанёс схему направлений наступления на высоту наших подразделений, схематичное расположение переднего края вражеской обороны и её тылового рубежа, направления обстрела фашистской артиллерии.

Горячий лёд озера Свибло.

к 75-ти летию освобождения Себежского района от гитлеровских захватчиков.

Решил продолжить историческую тему о событиях начала 1944 года на Себежской земле, когда фактически началось освобождение нашего района от гитлеровской оккупации.

Поскольку, чуть ранее я вскользь уже затронул историю боевых действий на рубеже у озёр Свибло и Неведро, то теперь я хочу рассказать о тех событиях подробнее: настолько - насколько я узнал из анализа результатов нашей многолетней поисковой работы, по итогам прочтения архивных документов, опубликованных исследований военных историков, мемуаров участников тех событий, воспоминаний местных жителей и т.п.

Естественно, я не претендую на стопроцентную истину при изложении событий семидесяти пятилетней давности: это просто невозможно сделать, если не являешься непосредственным участником того, о чём затем повествуешь. Но, перекопав не один кубометр земли на местах боевых действий, перебрав собственными руками останки десятков погибших здесь наших воинов и оценив то, что отдала нам земля там, где она на метр вглубь пропитана кровью сотен и тысяч защитников Отечества, ты опосредованно становишься соучастником давно минувших событий. Сначала неосознанно, а через некоторое время уже явно начинаешь ощущать не ушедшую еще из этих мест атмосферу жуткого коктейля из постоянного ожидания неминуемой собственной гибели под непрекращающимся вражеским обстрелом,  неимоверного напряжения давно закончившихся сил, не понятно как не дающих сойти с ума в этом кровавом вареве и продолжать оставаться воином, кипящей где-то в глубине измученной души яростной энергии самоубийственного безрассудства и холодного расчета, направленных на одну единственную цель - убить врага. Сначала убить врага, а потом уже выжить самому.

Поэтому я думаю, что имею право рассказывать от своего собственного имени о том, имя чему Память и Пример. Даже, если я ошибусь на несколько дней в датах описываемых событий или в метрах, при указании расстояний.

Повторюсь, места в районах боёв у озера Свибло исхожены нашими поисковиками буквально вдоль и поперек. Мне кажется, что мы сейчас их знаем даже лучше, чем наши бойцы, которые рубились здесь с фашистами с января 1944 года аж до самого июля.

Даже опытные поисковики никогда вам не скажут, сколько здесь полегло наших солдат и офицеров. Сколько поднято погибших солдат - тоже точно не скажут, ибо имя им  - легион. То есть очень много. А не поднятых - еще больше.

А как же справки о потерях, боевые донесения и прочие доклады времен минувшей войны, спросите вы… Да, все это сейчас доступно для изучения. Но путаницы, приписок и нестыковок в таких документах иногда, к сожалению, достаточно много. Действительность оказывалась очень жестокой к судьбам погибших.

Антигуманная фраза “пропал без вести” - это про многих тех, кто до сих пор лежит в этой земле, вплетенный в неё тысячами корней и омываемый водами ручьёв и болот.

Как рассказывал мне один из местных жителей, которому повезло уцелеть здесь в смертоносном урагане начала 1944 года, после того, как в январе-феврале наши войска выбили фашистов с части территории на южном берегу озера Свибло и погнали их дальше, все поля, перелески и низины были усеяны телами наших погибших солдат.

Занесенные снегом, вмерзшие в спрессованные холодами и ветрами сугробы, эти ненужные больше Войне люди действительно пропали. Без вести и без благодарности за их жертву. Вроде как они свою работу выполнили. Ну и ладно…

Я спросил тогда у того же местного старожила: ну как же так?! Ведь территория была уже освобождена, почему не убрали погибших, не установили имена, не похоронили как положено?

Знаете ответ? А некому было! Да, фрица отогнали, но недалеко. А живые подразделения ходили только по дорогам и то нечасто. Так, проскочит какой взвод-рота по дороге к фронту, да от фронта в тыл пройдут-проедут. И всё! По лесам-полям да низинам, где в атаки недавно ходили, никто из военных не прохаживался. Сразу после боя медицинские команды раненых собрали, в медсанбаты отправили, а погибшими решили заняться чуть позже, когда время будет. И силы.

Можно ли выживших тогда за это осуждать? Не уверен. Война - стихия кровожадная и безжалостная. Живые нужны на передовой, где они ценный инструмент и много их не бывает. А мертвые… Они подождут. Они уже не пристыдят и не спросят.

Так какова же судьба тех павших и оставленных в безмолвии молодых парней призыва 1943 года, спросите вы. А судьба значительного их числа до сих пор здесь: в этих перелесках да низинах, в бороздах распаханных в шестидесятые годы полей, растворенная удобрениями да разорванная мирными плугами и культиваторами.

Перегибаю, скажете вы? Нет, в этом нет никакого смысла. Я видел очень многое в бороздах полевых распашек, да противопожарных полос. Поучительно много… Поэтому, я не хочу “можем повторить”…

В дальнейшем я не буду утомлять читателя перечислением наименований и номеров всех участвующих в описываемых событиях наших подразделений от дивизии и ниже. Кому это интересно - тот найдет нужные сведения в других источниках. Я постараюсь излагать попроще: как во времена моего детства - есть наши и есть фашисты. Этого достаточно.

Итак, последние дни декабря 1943 года. Две потрепанные в предыдущих боях дивизии 3-й Ударной армии, наскоро пополненные местными жителями с освобожденных территорий, с боями прорвавшись по узкому коридору у деревень Карабова и Борисово, что на северном берегу озера Неведро, устремляются в своем броске к лежащему всего в 5-ти километрах следующему большому озеру - Свибло. Направление удара этих дивизий подчинено единому стратегическому замыслу советского командования: необходим стремительный прорыв к Идрице, чтобы создать угрозу правому флангу вражеской группы армий “Север” и всячески препятствовать переброске неприятельских резервов сторону Ленинграда, к прорыву блокады которого готовились наши армии Ленинградского и Волховского фронтов.

Здесь отмечу, что участником событий конца 1943 - начала 1944 годов в этих местах был ныне здравствующий Юрий Александрович Брамбеус. Человек-Легенда, Гражданин и Воин. С первых дней оккупации Юрий Александрович ушел в партизаны, сражался с фашистами на своей родной идрицкой земле. Осенью 1943 года партизанский отряд, в составе которого воевал Юрий Александрович, перешёл линию фронта и его бойцы влились в кадровый состав 28-й Краснознаменной Невельской стрелковой дивизии. В составе этой дивизии Юрий Александрович освобождал свою родную деревню Чайки и участвовал в прорыве фашистских укреплений у озёр Неведро и Свибло. Воспоминания Юрия Александровича стали для меня бесценным первоисточником сведений о тех далеких и, в то же время, незабываемых событиях, примером и мерилом того, каких поступков может потребовать от человека жизнь на волоске от смерти. В этом году Юрию Александровичу исполняется 95 лет. И я очень благодарен судьбе за то, что она подарила мне знакомство с этим великим гражданином своей страны.

30 декабря 1943 года, сбивая арьергардные заслоны фашистских войск, теряя в этих стычках своих солдат, части 28-й Невельской дивизии буквально просачиваются между неприятельскими линиями обороны и выходят на южный берег озера Свибло. Выходят, надо сказать, почти с пустыми руками. Нет - винтовки, пулеметы, боекомплекты к ним и даже несколько легких пушек калибра 45-мм и батальонные  минометы у наших есть. Но их мало для решения дальнейших задач. И совершенно нет поддержки тяжелой артиллерии, танков и самоходных орудий. Про авиацию тогда никто даже не заикался. То есть нет того, без чего в современной войне ломать эшелонированную вражескую оборону не принято ввиду бесперспективности такой затеи.

Но, на войне приказы пишутся чернилами, а победы и поражения - только кровью.

Поскольку наши тяжелые орудия и бронетехника, и без того малочисленная, безнадежно отстали в дальних тылах фронта, а противник находился в стадии отхода, командование нашей армии приняло решение не упускать инициативу и атаковать фашистов прямо через замерзшее озеро Свибло. Этому решению способствовало еще и то, что вражеские линии обороны, проходящие вдоль флангов наступления 28-й Невельской дивизии, были очень прочны и пробить их силами двух потрепанных соединений было нереально.

Атака же через озеро позволяла нашим войскам зацепиться за плацдарм на его северном берегу. А зацепившись - окопаться и подождать дальнейших событий: вдруг нам повезёт и сюда подкинут подкрепления и технику. И тогда воевать сразу станет легче. Кроме того, боевые уставы в их интерпретациях вышестоящими командирами тогда требовали однозначно: если есть возможность захватить плацдарм на противоположном берегу реки или озера - это должно быть сделано. То есть, ты сначала его захвати и удержи, а мы в штабах уже будем решать, нужен он нам сейчас или нет. Если нужен - пришлем тебе подкрепления. Если нет - извини, но продолжай удерживать. Хоть силы противника на себя отвлечешь. На том и спасибо.

            Циничная позиция? Нет, и еще раз нет. Для войны - самая понятная и эффективная.

Выдвинувшись с боями к деревням Шалаи и Жеглово, наши подразделения организовывают временную оборону и наскоро приводят себя в порядок. По единственной освобожденной от противника дороге в наш тыл отправляются посыльные с боевыми донесениями о достигнутых результатах и запланированных мероприятиях. С сообщениями о больших потерях и просьбами о срочном пополнении личным составом, вооружением и боеприпасами.

Безмерно уставшие красноармейцы буквально выцарапав в замерзших склонах многочисленных здесь бугров и холмов крохотные блиндажи и землянки, пытаются кое-как обогреться и обсушиться. Выспаться, конечно, ни у кого и мысли нет. Но хоть передохнуть у жиденького костерка полулёжа на подстилке из веток - это уже удача.

Для постройки полноценных блиндажей нет ни времени, ни материалов. Лес практически весь выпилен фашистами для своих оборонительных укреплений или разворочен разрывами артиллерийских снарядов. Поэтому для перекрытий землянок наши тогда использовали ветки и тонкие жерди. Полноценной защиты от снега или дождя они, конечно же, не давали. Не говоря уже об осколках вражеских мин и снарядов.

Были в этих местах и немногочисленные брошенные вражеские блиндажи. Но, после того, как войдя в один из них, подорвались несколько наших солдат, приближаться к этим сооружениям всем было категорически запрещено.

Пока наши измотанные бойцы занимались подготовкой своих позиций, в густом сумраке зимней ночи через замерзшее озеро в сторону темнеющего полуострова рванула наша разведгруппа.

Разведчики, они ведь тоже солдаты. И в тех условиях они, как и все, ходили в атаки, отбивались от встречных контратак противника, получали ранения и прочие “прелести” фронтовой жизни на передовой. В условиях маневренного фронта, когда ты практически не сидишь на месте и все время куда-то двигаешься, у фронтовой разведки есть одна “привилегия”: после боя она фактически лишена даже короткого покоя.

Когда стрелковые подразделения, получив передышку, могут заняться обустройством позиций и организацией своего быта, то разведка в это же время начинает жить своей специальной жизнью.

Солдаты-разведчики приступают к изучению вражеского передового рубежа и готовятся к выходу через линию фронта с целью вскрытия обороны противника и захвата контрольного “языка”.

Незаметно проскочив в морозной темноте на северный берег озера Свибло, наша разведгруппа замерла в гуще шумящего на ледяном ветру прибрежного тростника. Десять минут, сдерживая надрывное дыхание, наши разведчики до боли в глазах всматриваются в ночной мрак вражеского берега.

Не заметив и не услышав ничего, что могло бы предупредить о присутствии в темном лесу вражеских солдат, наши бойцы, разделившись на две группы, уходят в глубь тревожно шумящей чащи.

Через несколько часов разведгруппа собирается вместе и благополучно возвращается в расположение своих подразделений.

Итог разведвыхода таков: на противоположном берегу вражеских солдат нет. Разведчики обнаружили лишь с десяток покинутых фашистами неглубоких блиндажей, короткие окопы и несколько пустых минометных позиций.

Основные немецкие позиции обнаружены в километре от береговой линии, на высоком гребне, протянувшемся параллельно берегу более чем на километр в сторону занятой противником деревни Старицы.

На этой гряде оборудована сплошная траншея полного профиля, занятая как минимум ротой вражеских солдат. На обратном склоне возвышенности разведчики сумели разглядеть несколько больших блиндажей с мощными перекрытиями из бревен и разветвленную сеть ходов сообщения, уходящих в сторону немецкого тыла.

Перед вражеской траншеей находится небольшое болото, а между ним и озером - полоса соснового леса, изрядно выпиленного противником.

Из данных разведки складывалась следующая картина: противник перед фронтом нашей дивизии благоразумно решил не воевать, имея за спиной открытый простор замерзшего водоема, а уйти на противоположный берег и закрепиться там. Подготовленная противником к обороне гряда в самом центре полуострова естественным образом преграждала нашим наступающим войскам путь вглубь полуострова и выход к населенным пунктам Ваньки, Защепки и Старицы, а также к идущим через них рокадным автодорогам, по которым к фашистам поступало снабжение и резервы.

Важной особенностью местности в районе полуострова было наличие между ним и восточным берегом озера длинного острова, прикрывшись которым, наша наступающая пехота могла защититься от огня со стороны вражеских позиций, созданных на берегу у деревни Старицы. С этого направления немецкие пулеметчики могли обстреливать поверхность озера только через узкую протоку между островом и плацдармом на северном берегу.

Какие объекта неприятеля находились на флангах передовой траншеи, а также в непосредственной глубине его обороны, наша разведка установить в тех условиях не смогла.

Почему командование нашей дивизии не смутилось тем фактом, что противник инициативно оставил советским войскам пустой плацдарм, а это в тех условиях было явно не логичным шагом, - на этот вопрос у меня сегодня ответа нет.

Учитывая важность поддержания максимального темпа продвижения и необходимость постоянного давления на оборону фашистов, командование советской дивизии приняло решение захватить оставленный неприятелем плацдарм на северном берегу озера Свибло и уже с него развивать наступление в сторону населенных пунктов Ваньки, Защепки и Сутоки.

            В ночь первого января 1944 года передовые подразделения 28-й стрелковой Невельской дивизии начали своё наступление с восточного берега озера Свибло от деревни Жеглово, которая стала на тот момент самой дальней точкой территории, освобожденной нашими войсками на этом участке. Место переправы у Жеглово было выбрано по двум соображениям: расстояние от нашего берега до противоположного было всего один километр и часть этого расстояния можно было пройти по краю и под под прикрытием острова, закрывающего противнику обзор и обстрел. Основная проблема при переправе появлялась на конечном участке, когда нашим солдатам приходилось выходить на открытый сектор озера. Но там надо было проскочить всего триста метров. И вот на этих трехстах метрах наши солдаты находились под стволами фашистских пулеметов и орудий, стреляющих с расстояния в полтора километра. Эту дальность пуля преодолевает всего за две секунды.

Буквально за околицей стертого с лица земли Жеглово проходил сильно укрепленный передний край обороны вражеских войск. Непрерывная  линия немецких траншей полного профиля, уходила от Жеглово в сторону деревни Сергейцево и далее к Пустошке, а это более более 20 километров.

В тылу вражеской группировки находились многочисленные артиллерийские батареи крупного калибра, несколько батарей самоходных орудий, которые, при наличии разветвленной сети дорог, могли оперативно подтягиваться на угрожаемые участки и поддерживать оборону неприятеля стрельбой прямой наводкой.

На большой возвышенности за деревней Старицы у гитлеровцев был организован наблюдательный артиллерийский пункт, с которого противник просматривал практически всю поверхность озера Свибло и район сосредоточения наших войск у населенного пункта Шалаи. Сразу за этим наблюдательным пунктом, укрытая  обратным скатом высоты находилась орудийная батарея крупного калибра, способная стрелять не только по озеру, но и нашему ближайшему тылу.

На берегу озера в самой деревне Старицы противником были оборудованы многочисленные и сильно укрепленные пулеметные позиции, в некоторых местах усиленные автоматическими артиллерийскими установками FlaK38. Данный вид вооружений позволял фашистам создавать над замерзшей поверхностью озера и на близлежащих берегах сплошной огневой вал, непреодолимый для нашей незащищенной пехоты.

Вот в таких суровых условиях нашим бойцам предстояло делать свою боевую работу: - выходить на ровное как стол замерзшее озеро и бежать по нему под прикрытие противоположного берега в надежде, что вражеская пуля пролетит мимо.

            Судя по тому, как началось наше наступление на полуостров, фашисты к такому раскладу были готовы и даже ожидали его. В пользу этого соображения свидетельствуют те обстоятельства, что в начале противник вёл по нашим наступающим войскам вялый беспокоящий огонь, не наносящий им особого ущерба. Этим фашисты решали две задачи: демонстрировали нашему командованию слабость своей обороны и не раскрывали возможности своих основных огневых позиций.

В течение ночи и начала следующего дня подразделения 28 стрелковой дивизии в основном составе переправились на полуостров и перегруппировавшись, начали наступление в сторону деревни Ваньки, сблизившись с первым рубежом вражеской обороны в центре полуострова. И вот здесь фашисты начали реализовывать свой основной замысел.

Как только командование фашистской группировки убедилось, что главные силы нашей дивизии находятся на полуострове, вражеские артиллерийские батареи открыли огонь по территории замерзшего озера и районам деревень Шалаи и Жеглово, где находились вторые порядки нашей пехоты и подразделения обеспечения.

Вот с этого момента для наших солдат, окопавшихся в глубоких снегах среди черного леса на пятачке крохотного плацдарма и бегущих по льду озера, начался сущий ад.

Как очень быстро стало понятно нашим бойцам и командирам, вся территория полуострова и лежащего за ним озера была тщательно пристреляна вражеской артиллерией.

На поверхность озера падали немецкие снаряды и мины, разрушая толстый лёд и снося с его поверхности все живое. Кто не погиб от осколков - падали в образовавшиеся полыньи. Намеченные направления ледовых переправ буквально за несколько часов перестали существовать в принципе. Группы бойцов, спешащие переправиться на плацдарм, обходя огромные пробоины во льду вынуждены были разбредаться по всей восточной части озера, попадая под обстрел немецких минометов, работавших с позиций на западной границе деревни Старицы.

Советские подразделения на плацдарме, атаковавшие основную оборонительную линию фашистов на лесной гряде, также успеха не имели. Они наступали через заболоченную низину, покрытую глубоким снегом. Дополнительную трудность создавало то, что под этим снегом были еще и высокие кочки, не дающие нашим бойцам возможности хоть какого-то ускоренного передвижения перед фашистскими окопами.

Подавлять вражеские пулеметы, размещенные на высоте, в первые дни наступления было практически нечем. Орудий у нас там не было, а принесенные с собой легкие минометы периодически оставались без боекомплектов, уходящих при переправе на дно озера.

Тем не менее наши бойцы в этих сложнейших условиях смертельной карусели не сплоховали и даже смогли потеснить левый фланг фашистской обороны, погасив несколько неприятельских огневых точек.

Понимая, что в лоб фашистскую оборону не пробить, находящиеся на плацдарме командиры приняли верное решение - искать пути её фланговых обходов и атаковать противника между его опорными пунктами.

С этого момента начался период маневренных боёв, которые наши измотанные бойцы вынуждены были вести, предпринимая попытки нащупать брешь во вражеской обороне.

4 января наши подразделения, предприняв попытку глубокого флангового обхода основной вражеской позиции в центре полуострова, вышли в район небольшой деревеньки Устье. В это время там было тихо и наши бойцы решили, что противника здесь нет и у них появляется возможность незаметно проскочить в тыл неприятельской обороны.

Но дальнейшие события показали, что такой возможности здесь не будет.

Когда группа советских солдат вышла из леса и начала двигаться мимо Устья в сторону деревни Защепки, с замаскированных позиций рубанули фашистские пулемёты. Практически в упор....

(Поисковики неоднократно работали в том районе и поэтому картина произошедшего там представляется нам очень подробно)

В этот же период времени командование дивизии сообщает в штаб 3-й Ударной Армии, что первоначальный замысел операции по захвату плацдарма начинает сыпаться по всем направлениям. Причин этому было несколько. Прежде всего: не полностью проведенная дивизионная разведка обороны противника не позволила вскрыть его планы относительно намерений удержать за собой данный участок местности.

Просчетом армейской разведки стало то, что остались не раскрытыми места расположения оперативных резервов противника, сосредоточенных всего в десяти километрах в густом лесном массиве между деревнями Ашково и Гритьково. А там были размещена группа из четырех пехотных дивизий под командованием генерала Максимилиана фон Шевалери - опытного и жестокого вояки. В распоряжении этой группы были хорошие дороги, идущие прямо в район боевых действий, большие запасы боеприпасов, топлива, продовольствия, ремонтных фондов и тому подобного. Наличие в ближайшем тылу таких мощных резервов давало противнику возможность сдерживать натиск намного более крупных сил, нежели одна наша изможденная дивизия.

Начиная с 5-6 января 1944 года наступательная энергия наших подразделений, рассредоточившихся по всей линии соприкосновения с гитлеровцами стала иссякать. По причине постоянного разрушения противником ледовых переправ, не удалось в необходимом количестве организовать переброску на плацдарм артиллерийских орудий, минометов, боеприпасов и продовольствия для сражающихся подразделений. Переправленные с неимоверными усилиями четыре пушки-сорокопятки значительной подмоги не сделали: их просто невозможно было быстро перетаскивать по глубокому снегу. Кроме того, к этим орудиям было всего по нескольку снарядов.

Примерно в это время командование нашей дивизии отправляет на плацдарм боевую группу лыжников, с задачей скрытно сблизиться с противником на его левом фланге и, внезапно атаковав его, захватить край основного оборонительного рубежа на возвышенной гряде.

Однако, лыжники в темноте и на незнакомой местности потеряли ориентировку, заблудились и вышли в центр немецкой траншеи, прямо под пулемёты…

(В небольшом болоте у бывших немецких траншей мы часто находили остатки лыжных креплений, обрывки ремней…. Всё остальное поглотило и растворило болото).

Небольшой группе наших пехотинцев удалось обойти вражеский опорный пункт в лесу и проникнуть в ближайший немецкий тыл. Достигнув околицы населенного пункта Ваньки, наши бойцы установили, что деревня превращена фашистами в мощный рубеж, на который опирается вся система обороны противника на полуострове. Обстреляв из ручного пулемета ближайшие немецкие траншеи, наши солдаты, не завязывая боя быстро вернулись на свои позиции.

Огромную, практически не решаемую проблему представляла собой эвакуация наших раненых бойцов с плацдарма. Никем до сих пор не подсчитано число раненых советских солдат, утонувших в огромных полыньях при попытках выноса их через озеро в тыл наших войск. Переправляющиеся на плацдарм бойцы наблюдали ужасающие картины гибели в ледяной воде своих раненых товарищей, но, тем не менее шли дальше и занимали их места в боевых порядках.

8 января было принято решение о выводе оставшихся советских подразделений с полуострова и оставлении плацдарма. К этому моменту наши позиции в разбитом вражеской артиллерией лесу представляли собой одиночные огневые точки, удерживаемые несколькими безмерно измотанными, замерзшими и голодными солдатами.

На одной из таких позиций находился в то время Юрий Александрович Брамбеус, который и рассказал мне о некоторых событиях тех страшных дней. Вспоминал Юрий Александрович и своего боевого товарища - Колю Онопко, погибшего буквально за несколько часов до выхода с плацдарма.

Сам Юрий Александрович получил тогда сильную контузию и, по его словам, каким-то чудом перебрался в таком состоянии через дрожащее от разрывов озеро и вышел к своим.

К десятому января 1944 года все на плацдарме было кончено… Выжившие ушли на свой берег, а погибшие остались лежать там, куда привела их судьба солдата.

Фашисты не предпринимали никаких попыток догнать и добить уходящих с полуострова красноармейцев. Они прекрасно понимали, что уходят единицы…

Понёсшая большие потери 28-я Невельская стрелковая дивизия, собрав на своём берегу озера Свибло остатки вышедших с плацдарма подразделений, ушла в тыл армии, оставив отбитую у врага территорию подошедшей сюда с боями 65-й гвардейской стрелковой дивизии 10-й гвардейской армии.

65-я гвардейская стрелковая дивизия шла на смену 28-й Невельской дивизии из района озера Язно.

Прорвав заслон фашистов на южном берегу озера Неведро, у деревень Нарова и Пригарин, гвардейцы вышли к сильно укрепленным позициям противника у населенного пункта Малахи, что в семи километрах от озера Свибло. От разбитой снарядами д. Малахи фашистские траншеи уходили в сторону деревень Гречухи, Байкино и Погары, создавая очередной эшелонированный рубеж обороны на пути наших войск.

Надо отметить, что 65-я гвардейская шла к озеру Свибло будучи намного более подготовленной, чем уходящая отсюда 28-я Невельская. Наступающие порядки гвардейцев были в достаточной мере насыщены средствами артиллерийской поддержки, личный состав перед этим наступлением имел возможность немного отдохнуть и пополниться подкреплениями.

Кроме того, неудачное наступление 28-й Невельской дивизии на позиции фашистов всё же имело и положительные результаты: были полностью установлены система обороны противника, организация и мощности его артиллерийского огня, наличие в его оперативном тылу крупных резервов. Все эти сведения в полной мере были использованы командованием 10-й гвардейской армии при подготовке боевых планов.

Из тыла нашего фронта в полосу наступления 10-й гвардейской армии выдвигались бронетанковые подразделения, что позволяло в ближайшее время рассчитывать на их поддержку в ходе прорыва вражеской обороны.

Освободив от фашистов территорию вокруг озера Неведро, наши гвардейцы нанесли удар по позициям немецко-румынской группировки войск, закрепившейся на рубеже населенных пунктов Свибло-Лопатово-Гречухи-Байкино.

Несмотря на то, что наши войска были в достаточной степени подготовлены и оснащены, оборона фашистов была чрезвычайно прочна. Еще бы, противник готовил свои рубежи заранее, имел в своем распоряжении достаточное количество строительных материалов, рабочей силы; он детально изучил рельеф и особенности местности, характеристики дорог и даже тропинок. Вражеские артиллеристы определили параметры стрельбы по возможным участкам наступления советских войск и создали большие запасы снарядов рядом с местами дислокации орудийных батарей. Эти, и многие другие факторы непосредственно влияли на скорость и глубину нашего наступления. А самое главное - на то, какое количество крови должны будут пролить здесь русские солдаты.

Ударив по неприятельскому рубежу обороны на линии Гречухи - Байкино - Погары, подразделения 65-й гвардейской дивизии, после трех суток кровопролитного сражения, смогли освободить лишь участок местности, включающий Гречухи, Свибло и дойти до южного берега озера. Развить успех в направлении Байкино-Погары-Ковальки советские войска в то время не смогли: слишком сильна была вражеская оборона.

К этому времени опять ударили сильные морозы и поверхность озера Свибло вновь покрылась прочным льдом. Данные фактор позволял нашим войскам повторить ситуацию с захватом плацдарма на полуострове, оставленного 28-й Невельской стрелковой дивизией несколько дней назад.

Поскольку районы населенных пунктов Жеглово и Шалаи оставались в наших руках, было решено использовать их для концентрации войск перед броском через озеро.

В нашем ближайшем тылу разместились артиллерийские и минометные батареи, которые незамедлительно начали обстрел вражеских позиций и коммуникаций. Благо, что места расположения этих целей были заранее установлены во время предшествующего наступления.

14 января после проведенной артиллерийской обработки неприятельских позиций, на лёд озера вышли передовые подразделения гвардейцев. Открывшие по ним ураганный огонь замаскированные на противоположном берегу пулеметные точки и минометные батареи противника с первых минут наступления стали большой проблемой для наших солдат.

В течение нескольких часов на полуостров переправился стрелковый полк, не сумевший, однако, подтянуть за собой достаточное количество артиллерии и боекомплектов к ней. В этих условиях вышедшие на плацдарм гвардейцы незамедлительно атаковали первые линии фашистской обороны в центре полуострова и у деревни Устье.

На этих участках вновь завязались кровопролитные бои. Поскольку командование 65-й стрелковой дивизии в полной мере понимало, с чем ему предстоит столкнуться на захваченном плацдарме, оно сделало основной упор на быстрой концентрации там максимально возможных сил.

Под непрекращающимся обстрелом из тяжелых орудий и минометов, по разбитому льду озера шли наши пехотинцы, стараясь переправить на захваченный берег дополнительное количество орудий и пулеметов.

Поскольку за короткий период надо было перебросить через озеро  большое количество пехоты, командование дивизии решило организовать еще несколько переправ. Данное решение позволило в течение малого отрезка времени переправить на плацдарм дополнительные силы, избежав их прицельного обстрела вражеской артиллерией.

            В освобожденный нашими войсками район подходили дополнительные силы 10-й гвардейской армии, часть этих сил получила задачу усилить наступление 65-й гвардейской дивизии на захваченном плацдарме.

            В течение следующих дней и ночей под ураганным огнем фашистов, преодолевая разбитые снарядами полыньи, по льду озера шла на полуостров наша пехота. Многие остались лежать на красном от крови льду, многие ушли в глубину чёрной озерной воды… Сколько их не дошло до берега не скажет нам уже никто…

           

Наша артиллерия и тяжелые минометы расстреливали вражеские позиции с рубежей у деревень Шалаи, Свибло и с узкого перешейка Чёртова моста. На плацдарме были сконцентрированы силы уже практически трёх дивизий 100-го стрелкового корпуса. Сражение на полуострове шло днём и ночью с максимальным напряжением сил обеих противоборствующих сторон. Потери наших войск были очень высоки.

            После того, как в непрекращающихся атаках почти  полностью “выгорела” наша 46-я гвардейская дивизия, брошенная на помощь 65-й гвардейской, оборона гитлеровцев стала прогибаться под ударами наших войск. Противника удалось выбить со всей территории полуострова, а также из центра его обороны в этом секторе - опорного пункта в деревне Ваньки, превращенной фашистами в настоящую полевую крепость.

К началу февраля 1944 года наши войска отбили у фашистов деревни Устье и Защепки, перерезали рокадную автодорогу, связывающую вражеские оборонительные районы с тылом.

На этом наш прорыв через озеро Свибло был остановлен и войска 10-й гвардейской армии приступили к активной обороне, продлившейся в этих местах целых полгода.

Наступательные действия наших войск в начале 1944 года, позволившие занять и удержать плацдарм на северном берегу озера Свибло, имели для данного стратегического направления очень важное значение. Наши войска создали угрозу вражеской обороне на Идрицком направлении и в постоянных боях отвлекали на себя значительные силы гитлеровцев, не позволяя немецкому командованию перебрасывать их под Ленинград.

С января по июль 1944 года на восточных границах нынешнего Себежского района постоянно шли свирепые кровопролитные бои. После сражения на озере Свибло начались жесточайшие схватки с гитлеровцами у деревень Островно, Глуховка и Александрово; четырехмесячный штурм вражеской высоты 173.1 и опорного пункта в деревне Рог.

Неимоверные усилия и жертвы нашей армии увенчались большим стратегическим успехом - освобождением 12 июля 1944 года поселка Идрица, имя которого через год было начертано на Знамени Победы.

После освобождения Идрицы было освобождение Себежа и война покатилась дальше в Прибалтику. На опустошенных территориях воцарилась тишина, нарушаемая криками многочисленного воронья. Пищи у него в то время было незаслуженно много…

И дули теплые весенние ветры, под которыми, словно живые шевелились волосы и края шинелей у людей, лежащих на просыпающейся после холодов земле. Они так и не узнали, когда закончилась та война. Но они точно знали, что она закончится их победой.

Они не пропали без вести. О них помнят. И их ищут. Но это уже другая история…

Командир поискового отряда “Забытый батальон” Владимир Бумаков

город Себеж