Несколько лет назад в опубликованном дневнике немецкого солдата, воевавшего в составе группы армий "Север", я прочитал об одном случае, произошедшем с ним в первую неделю войны где-то на территории Латвии, вблизи границы с РСФСР.

Автор этого дневника не пережил войну, а свои записи он оставил у родителей во время отпуска в фатерлянде в 1942 году со словами: "Я точно знаю, что не вернусь домой, поскольку у русских только одна цель - убить нас всех". Этот немецкий солдат погиб в начале 1943 года и его тело осталось где-то под Сталинградом.

Имени его я не помню, но благодарен ему за описание случая, потрясшего меня до слез. В своем пересказе я назову этого немецкого солдата Вальтером.

Воспроизводить описанный им случай я буду по собственной памяти. Слова могут быть другими, но смысл я передам точно.

Итак, первые дни июля 1941 года. Вальтер, еще молодой солдат вермахта наступает в составе своего подразделения по территории Латвии. В составе его взвода есть унтер-офицер Хьюго (это имя я запомнил точно), который воевал с русской армией еще в первую мировую войну и утверждает, что знает, как воюют русские. Хьюго не то, чтобы отъявленный нацист, но опытный вояка, не гуманист и лишён сантиментов.

Вальтер описывает трудности, с которыми приходится сталкиваться его подразделению в ходе первых дней наступления. Это и пыльные сельские дороги, местами забитые уничтоженной советской техникой, которую приходится растаскивать, чтобы проехала их колонна. И постоянное ожидание внезапного обстрела русскими из любого леса или деревни. И первые потери их взвода от подрыва грузовика с солдатами на русской мине.

Но тем не менее в эти первые дни войны Вальтер оптимистичен, его радуют товарищеские отношения в его взводе, а быстрое наступление вермахта позволяет ему надеяться на возвращение домой уже к новому, 1942 году.

Но один единственный случай, свидетелем которому он стал в эти дни, за несколько мгновений сделал его совершенно другим человеком и лишил надежды на то, что война для него закончится благополучно.

В один из дней быстрого наступления вермахта колонна подразделения, в котором находился Вальтер  двигалась, как и в предыдущие сутки по пыльной сельской дороге где-то в Латвии, догоняя наступающий передовые части. Вальтер с товарищами сидел в кузове и их трясло на неровностях дороги, что уже стало раздражать всех от невозможности вздремнуть во время марша. Все вокруг было тихо и всем казалось, что война уже где-то совсем далеко.

Теперь я буду воспроизводить воспоминания Вальтера его словами, как я их запомнил.

....Мы двигались немного медленно, что стало поводом обсудить это с моими камрадами. Небольшая скорость колонны дала повод для предположения, что наши наступающий танки уже разгромили русских в этих бескрайних равнинах и в нашем присутствии на поле боя уже не очень нуждаются. Все в кузове достаточно оживленно для утомленных людей стали фантазировать, в какой великой русской реке нам скоро придется мыть сапоги. Только наш старый вояка Хьюго выглядел немного напряженным и прищурившись рассматривал из-под своей запыленной каски проплывавшие мимо перелески, деревенские дома, сгоревшую русскую технику. Поскольку я в кузове сидел к Хьюго ближе всех, то спросил у него, что его так настораживает и согласен ли он с нашим  общим предположением, что мы русских уже можем и не догнать. Хьюго - парень жестковатый в выражениях был немногословен и в это раз: "Я дрался с русскими в свою первую войну. Они невидимы. В любой момент они могут  выстрелить в тебя практически из-под земли. Меня очень беспокоит, что мы их так долго не видим". Я не оценил в тот момент пессимизм Хьюго, списав его на жару, пыль и усталость. Но очень скоро слова Хьюго стали лично для меня пророчеством.

Наша колонна внезапно остановилась и в её голове началась какая-то суета. Потом я услышал вдалеке, слева от головы колонны несколько длинных пулеметных очередей, затем нестройный треск одиночных выстрелов. Все это продолжалось несколько минут и опять стало тихо. Только в начале колонны слышны были командные крики офицеров да видны были бегущие от колонны влево наши солдаты с карабинами наизготовку. Обернувшись к Хьюго, я его не нашел в кузове. Перегнувшись через борт грузовика я увидел, что Хьюго, выпрыгнув из машины, спрятался за колесом и стоя на одном колене смотрит в сторону стрельбы из-под кузова нашей машины.

Из грузовиков, стоявших перед нашим стали выпрыгивать наши товарищи и некоторые из них неторопливо побрели в сторону закончившейся только что стрельбы. Я и несколько моих коллег по взводу сделали тоже самое; мы спрыгнули на землю и поторопились посмотреть, что же случилось с колонной и кто и куда стрелял. Хьюго также пошел за нами, сказав нам сзади: "Не торопитесь олухи, там стрелял не наш пулемет. Может еще не все закончилось".

Подойдя к нашим головным машинам, мы увидели, что все не так безоблачно, как показалось нам, пока мы сидели в нашем грузовике: из двух передних машин солдаты спешно вытаскивали и укладывали на траву у дороги безжизненные тела камрадов из первого взвода. В левом борту передней машины были отчетливо видны пулевые пробоины, водительская дверь и лобовое стекло тоже были в дырках. Тело убитого водителя зачем-то ощупывал наш санитар.

Я слегка ошалел от того, что наше расслабленное путешествие по русской равнине вдруг закончилось внезапными смертями моих товарищей по батальону.

Мы с другими камрадами поспешили посмотреть, кто же причинил нам такой ущерб и пошли влево от колонны, поднимаясь на маленькую горочку, слегка возвышавшуюся в ста метрах от дороги. На этой горочке уже стояла группа наших офицеров и солдат, державших оружие наготове. Все они смотрели на что-то такое на земле, что скрывали от меня их фигуры.

Подойдя к этой группе немного со-стороны я увидел картину, преследовавшую меня затем многими бессонными ночами.

На пригорке находился совсем неглубокий окоп, вокруг которого были видны немногочисленные воронки то ли от минометных мин, то ли от малокалиберной пушки. Рядом с окопом лежало распластанное тело русского солдата, изрядно присыпанное землей, вероятно от близких взрывов. На бруствере стоял русский пулемет без щитка; его кожух охлаждения ствола был туго замотан грязными тряпками, видимо для того, чтобы хоть как-то задержать вытекание воды через ранее пробитые пулями в нем дырки. Рядом с пулеметом на правом боку лежал второй мертвый русский солдат в грязной, измазанной кровью форме. Его покрытая густой пылью и тоже кровью правая рука так и осталась на пулеметной рукоятке. Черты его лица в кровавых пятнах и земле были скорее славянскими, я уже видел такие мертвые лица раньше.

Но самое поразительное в этом мертвеце было то, что у него не было обеих ног практически до колена. А кровавые обрубки были туго затянуты то ли веревками, то ли ремнями, чтобы остановить кровотечение. Видимо погибший пулеметный расчет был оставлен русскими на этой горке чтобы задержать продвижение наших войск по дороге, вступил в бой со следующей впереди нас нашей частью и был быстро уничтожен артиллерийским огнем. Такое самоубийственное поведение уже мертвых русских тут же вызвало оживленное обсуждение у окруживших окоп моих камрадов и офицеров. Офицер ругался, что эти скоты убили как минимум пятерых его солдат, ехавших в передней машине и испортили саму машину. Солдаты обсуждали, какой вообще был смысл русским занимать оборону на этой высотке, которую можно было обойти со всех сторон и их позиция была ничем не защищена.

Меня тоже занимали те же мысли и я решил поделиться ими с нашим старым Хьюго, который стоял тут же, вблизи русского окопа и молча протирал медный мундштук своей курительной трубки куском шинельного сукна. Хьюго всегда  так делал, когда его что-то сильно расстраивало или настораживало. Он, естественно, видел и слышал то же, что и я.

Подойдя к нему совсем близко я, стараясь говорить как бравый солдат, сказал: "Вот что за идиоты эти русские, не так ли, Хьюго. Что они вдвоем могли сделать с нашим батальоном на этом поле?"

И тут Хьюго внезапно для меня изменился. От его спокойной солидности, основанной на старом боевом опыте внезапно не осталось и следа. Он вполголоса, так чтобы не слышали остальные, сквозь зубы буквально прорычал мне: "Идиоты?! Да мы все вместе взятые не стоим  двоих этих русских! Запомни, сопляк! Война в России нами уже проиграна!".

Я остолбенел от такой внезапной перемены в моем старшем наставнике, а тот отвернулся от толпы наших солдат, окружавших русский окоп и приподняв подбородок молча посмотрел на далекий русский горизонт. Затем три раза слегка сам себе кивнул, будто соглашаясь с какими-то своими скрытыми мыслями и чуть ссутулившись неторопливо пошел к нашему грузовику. Отойдя от меня на десяток метров, он обернулся ко мне и уже спокойным, привычным мне голосом произнес: "Возвращайся к машине, Вальтер. Скоро поедем".....

На этом я закончу цитировать воспоминания Вальтера и скажу от себя.

Да, для солдат чужих армий мы может и кажемся идиотами. Мы можем поступать так, как никто от нас не ждет. Русский солдат во все века был готов к своему самому главному моменту истины -  через меня враг не пройдет. Все. Точка.

После прочтения этого эпизода в дневнике Вальтера, я попытался на себя примерить ту ситуацию жаркого июля 1941 года. И вот что понял. Никто из нашего пулеметного расчета никуда с этой высотки уходить не собирался. Эта высотка и была рубежом момента Истины этих русских солдат. Может они остались прикрывать отступающих товарищей. А может вообще они были вдвоем у этой дороги и им уже невыносимо было уходить дальше.

И вот они отрыли себе окопчик понимая, что долго он их не укроет. Поставили свой пулемет и стали ждать фашистов. Что они говорили в эти моменты друг другу?

Проходящую мимо первую вражескую колонну они обстреляли из пулемета, но немцы так торопились, что не стали окружать их и вступать в бой. Они просто выстрелили по нашим из пулемета и орудия, а когда наш пулемет замолчал - помчались дальше.

Этим первым обстрелом фашисты убили одного из наших пулеметчиков, а второму разрывами снарядов оторвало ноги.

Понимая, что уходить ему некуда и не на чем, этот русский солдат, из которого жизнь уже вытекала по капельке, кривясь от боли и матерясь вполголоса, стянул жгутами ремней обрубки своих ног, замотал остаткам разорванных штанов пробитый кожух своего верного "Максима", вылил в него из фляги последнюю воду и стал ждать новую колонну фрицев. В эти последние для него минуты тишины русский солдат молился не о своей душе, а о том, чтобы вода не успела полностью вылиться из пулеметного кожуха через заткнутые тряпками дырки и пулемет мог еще пострелять какое-то время.

А когда наш боец увидел приближающуюся к нему очередную вражескую колонну, он прищурившись припал к пулеметному прицелу и угасая от кровопотери с тихим торжеством подумал: "Вот хрен вы через меня пройдете, суки. Вместе со мной тут и останетесь. Подходите поближе, всем хватит". И нажал на курок.......

Примерно так все и было. Я почему-то  чувствую этого русского солдата до сих пор.

Владимир Бумаков